— Наверно, верит, что друзья остаются друзьями, — заметила Хонор.

— Не обязательно.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы друзья оставались друзьями, вы с Джоном сейчас были бы вместе. Всегда были лучшими друзьями.

— Все мы были ими. Мы с тобой были лучшими подругами раньше, чем я влюбилась в твоего брата. И Джон с Томом, прежде чем Том влюбился в тебя.

— Мы с тобой по-прежнему лучшие подруги. По крайней мере я на это надеюсь. — Берни нежно улыбнулась, за что Хонор была ей благодарна.

— Я очень рада, Берни. Спасибо.

— Ну, тогда расскажи, как подруга подруге, что происходит между тобой и Джоном.

— Я тебя не понимаю.

И тут Берни превратилась в сестру Бернадетту Игнациус, мать-настоятельницу, которой боятся ученицы, ибо она все знает, все видит, хочет, чтобы все соответствовали высочайшим стандартам. Склонила набок голову, прищурилась, не отводя глаз, пока Хонор не сдалась.

— Я его слышу, — сказала Берни.

— Знаю.

— Он не просто разбивает камень. Он заявляет о своем присутствии. Не хочет, чтобы ты забыла о его возвращении.

— Как я могу забыть? Что ты хочешь от меня услышать? Это тяжело.

— Да, — кивнула Берни, — верю. Иначе быть не может после того, что тебе довелось пережить.

У Хонор перехватило дыхание.

— Знаешь, что мне Реджис недавно сказала?

— Что?

— Агнес хочет, чтобы ей явилось видение. Как думаешь, откуда у нее такая идея?

— Хороший вопрос, — кивнула Берни, протерла очки, поднялась с кресла, отряхнула рукава и длинную черную юбку, поправила плат и подошла к мольберту, рассматривая картину.

Хонор тоже увидела ее глазами Берни: мужчина в джинсах, дубленом пиджаке, с сильными руками, страдальческим взглядом склоняется над ребенком. Она сознательно размыла черты — может быть, это Агнес, а может быть, Реджис. Вокруг океан, холмы, скалы. Каменные стены вдали и зелень напоминают Ирландию и берег Коннектикута. На стене сидит Сесла, белая кошка с зелеными глазами.

— Это Джон, — молвила Берни.

— Да.

— И Сесла… И кто-то из девочек…

Хонор кивнула. Берни взглянула ей в глаза. Она увидела в них страдание, боль, почему-то уверенная, что к ним с Джоном это отношения не имеет. Берни протянула конверт. На лицевой стороне паутинное изображение песочного замка у кромки воды… вдали из волн поднимается морское чудовище.

— Не надо от всего отказываться, — сказала Берни.

— Слушай…

— Важно сделать выбор. Я это понимаю, как никто другой. Перечитай письмо, которое мне написала когда-то, посмотри, помнишь ли ты мои слова. По-моему, помнишь. По крайней мере не думаю, будто забыла.

— Берни, тебе никогда в голову не приходило, что ты ошибочно истолковала видение? Что оно хотело сказать тебе что-то другое?

Хонор будто ударило током при воспоминании о том дне, когда Берни ей рассказала. Тогда волосы у нее встали дыбом, особенно когда ей стало ясно, что это означает для Тома, для всех.

— Разумеется, я могу ошибаться. Как все. Перечитай письмо. В молодости мы были гораздо умнее.

Держа в руке конверт, Хонор обняла золовку. Конечно, она помнит, знает, даже не прочитав ни слова. Обнимая Берни, думала о том выборе, который они обе сделали. Ничего нет рискованнее любви, думала она, слыша, как Джон крушит камень.

Ничего на всем белом свете.

Потемневшее серебро, плещущие в звездном свете волны… После захода солнца Джон, воспользовавшись отливом, собрал последние осколки, вытащил на мелководье, на берег. Самые крупные камни оставил на границе прилива, мелкие отнес к высокой траве на откосе. В ходе не осмысленной, а чисто эмоциональной работы материальное отображение его душевного состояния обретало форму круга.

Мышцы горели от напряжения — наградой им послужит долгий заплыв, крепкий сон. Даже в самом глубоком сне он работает над скульптурой, складывая фрагменты, создавая с каждым обломком новое, иное целое.

Иногда в этих снах рядом с ним была Хонор. Она так тонко чувствует форму и композицию, что ему всегда хотелось брать ее с собой на место работы. За долгие годы он побывал во многих живописных местах, главным образом, в Северном полушарии: в Гренландии, на Лабрадоре, в Гудзоновом заливе, в Денали[24]. Неизменно просил ее поехать с ним, а у нее всегда находились причины для отказа. Чаще всего — девочки. Даже после предложения Берни оставлять их в монастыре на время отсутствия Хонор и Джона, ничего не вышло. Она все равно отказывалась, объясняя, что не хочет расставаться с дочками, поездки слишком дороги, ее присутствие отвлечет его от работы, лучше пусть он скорее вернется домой.

До Ирландии он никогда не просил ее передумать, зная, что люди такие, как есть: его тянет к предельному риску, а Хонор, напротив, желает тихонько сидеть у камина, присматривая за всеми. Но хотя его крупномасштабные работы приобрели известность, она в десять раз смелее изображала на своих полотнах такие глубины души и столь тонкие чувства, что порой казалось, будто почти каждого человека видит насквозь.

Прикатив на место очередной крупный камень, Джон отошел в сторонку, осматривая возникающий каменный круг. До чего приятно снова работать. Джон потянулся за фотоаппаратом, запечатлел последнюю стадию. В Ирландии не удалось поэтапно снимать инсталляцию, больше такого нельзя допускать. Волны разбивались о песчаную косу в сотне ярдов, и ему вдруг что-то послышалось.

— Джон?

Он оглядел берег. Внимание привлекла чья-то тень на откосе. Сердце упало, когда он узнал Хонор, стоявшую там, вырисовываясь силуэтом в свете откуда-то из Академии.

— Что-нибудь случилось? С Агнес?..

— Все в порядке, — заверила она.

Он пошел вверх по берегу мимо дальнего края каменного круга, мимо груд топляка, собранного за последнюю неделю. Она спускалась по узкой тропинке между розовыми кустами вдоль дамбы. Джон вскочил на гранитный уступ, протянул руку.

— Спасибо, — тихо рассмеялась она.

— Чего тут смешного? — спросил он, ошеломленный, взволнованный ее смехом.

— Просто я знаю берег нисколько не хуже, чем ты, а ты все-таки всегда стараешься в темноте указать мне дорогу.

— Мы здесь много ночей провели.

— Да.

Они постоянно спускались на этот берег — вся история их жизни представилась ему заключенной в каменный круг, электрический разряд пробежал по коже. Он держал маленькую холодную руку, готовый простоять так всю ночь.