— Вы поступили правильно, — одобрил Лжедмитрий. — Вам ни в коем случае не следует совершать потенциально опасные для вашей жизни и здоровья действия, предоставив это соответствующим службам…

Данилов вспомнил вызов, полученный накануне вечером. Повод был стандартным и не вызывал опасений. «Мужчина тридцать два года, боль в животе». Аппендицит, гастрит, язва, панкреатит, холецистит… Он был готов к любому из этих заболеваний, но, прибыв на вызов, увидел совершенно иную картину…

Женщину били утюгом. Долго, старательно и безжалостно. Утюг, бурый от запекшейся крови, валялся посреди комнаты, почти не отличаясь цветом от крашеного охрой пола.

— Мама! — ахнула Вера, увидев лицо пострадавшей, похожее на огромный баклажан с прорезью — ртом в нижней части.

Заплывшие глаза пропускали какую-то толику света, потому что женщина тихо попросила:

— Снежана, дай стул для доктора.

— Садитесь, — невзрачная худенькая девушка, впустившая бригаду в квартиру, пододвинула Данилову стул. — Я сейчас.

Бросившись в коридор, она вернулась с табуретом для Веры.

— Вот! — смущенно улыбнулась она. — С мебелью у нас напряженка. Хозяин пропил все, что только было можно…

— Нас вызывали к мужчине с больным животом… — не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Данилов.

— Это я вызывала! — Снежана присела на край кровати. — Нарочно наврала, что в голову пришло.

— Зачем?

— Есть причины!

— Ладно, — Данилов не стал раньше времени вдаваться в подробности. — Что у вас здесь случилось? Побои?

— Побои, — кивнула Снежана. — Вон и орудие валяется…

— Ты не убрала? — укорила ее пострадавшая.

— Забыла. Да потом мне его и в руки взять противно.

— Вас избили утюгом? Так? — уточнил у пострадавшей Данилов.

— Так, — коротко подтвердила она.

— Сознание теряли?

— Теряла.

— Сейчас на что жалуетесь?

— Боль во всем теле, больно пошевелиться… Мне бы укол обезболивающий и посмотреть — нет ли переломов?

— Сейчас посмотрим, — Данилов осторожно взялся за край одеяла, которым женщина была укрыта до подбородка, и потянул его вниз.

Все, как и положено. Тело, усеянное ссадинами, ранами и кровоподтеками, разорванный в нескольких местах халат, кровь. Кровь везде — на теле, на халате, на простыне, на одеяле.

— Кто это вас так? — спросил Данилов, заранее зная ответ.

— Сожитель, — вздохнула пострадавшая, — теперь уже бывший.

— Когда?

— Еще на рассвете.

— Только утюгом или чем-то еще?

— Кулаками тоже… И ногами.

— Ясно. Халат придется снять, надо осмотреть и обработать все раны…

Снежана помогла пострадавшей освободиться от халата, повертела его в руках и, сочтя никуда не годным, швырнула в угол.

Данилов натянул перчатки и приступил к осмотру…

Женщина определенно родилась под счастливой звездой — столько ран, столько крови и ничего серьезного. Кости целы, печень, почки, селезенка тоже вроде в порядке.

Пациентка попалась терпеливая — не кричала при осмотре, не плакала, простонала и то всего два раза. Первый — когда Данилов согнул в коленном суставе ее правую ногу, и второй — когда он принялся ощупывать пальцами ее череп в поисках трещин.

Пульс слегка частил, доходя до восьмидесяти ударов в минуту, давление держалось в верхних пределах нормы — сто сорок на девяносто. Это хорошо. В подобной ситуации следует бояться снижения артериального давления вследствие внутреннего кровотечения.

По просьбе Данилова она села в постели и добросовестно выполнила пальце-носовую пробу, закрыла глаза и поочередно дотронулась указательными пальцами до кончика носа.

— Голова кружится? — спросил Данилов.

— От счастья! — У женщины хватило сил пошутить.

К концу осмотра Вера уже стояла наготове с флаконом перекиси водорода и стерильными ватными тампонами.

— Обработка болезненная, — предупредила она. — Потерпите.

— Может, сначала укол? — спросила Снежана.

— На ней чистого пятачка нет, куда иголку можно воткнуть, — ответила Вера. — Дайте хоть мягкое место протереть!

— Аллергии к препаратам нет? — Данилов снял перчатки.

— Нет, — ответила пострадавшая.

Снежана вскочила с кровати, подошла к картонной коробке, стоявшей у двери, и ногой пододвинула ее к Данилову.

— Мусор — сюда.

И тут же озабоченно поинтересовалась:

— С ней все в порядке?

— Насколько это возможно в ее положении, — Данилов бросил перчатки в коробку и так же, ногой, отодвинул ее в сторону. — Вера, уколи но-шпу с анальгином.

— Хорошо, — отозвалась Вера, орудуя тампонами над телом пострадавшей. — Теперь на бочок повернитесь…

— А вы собирайтесь! — обратился к пациентке Данилов.

— Куда? — хором спросили обе женщины.

— Как это — куда? В больницу.

— Зачем? — спросила Снежана, снова усаживаясь на край кровати. — Вы же сами сказали, что ничего страшного нет!

— Вроде бы нет, — поправил ее Данилов. — Но нужно сделать рентген, проверить органы брюшной полости ультразвуком, показаться невропатологу, а то и полежать с недельку.

— Это исключено, — в ожидании укола пострадавшая лежала спиной к Данилову, и оттого ее и без того тихий голос был едва слышен.

— Вам не стоит выгораживать своего сожителя, тем более — бывшего, — Данилов достал из нагрудного кармана ручку. — Ваша фамилия?

— Вот! — Снежана встала, подошла к Данилову, сунула руку в задний карман расшитых серебряными нитями джинсов и протянула ему измятый белый конверт. — Возьмите и не задавайте лишних вопросов.

— Уберите конверт и не мешайте! — цыкнул на нее Данилов. — Я могу вызвать милицию в любой момент и скорее всего так и поступлю. Слишком много тайн…

— Снежана, уймись! — попросила пострадавшая, поворачиваясь на спину и натягивая на себя одеяло. — Лучше дай мне чистый халат, он в зеленой сумке…

— Сейчас! — Снежана послушно убрала конверт обратно и, подойдя к шкафу без дверок, что стоял слева от окна, достала из него сумку, а из сумки — требуемый халат.

Пока пострадавшая с помощью подруги одевалась, Данилов изучал обстановку. Типичный съемный гадюшник — серо-коричневый потолок весь в потеках и лохмотьях штукатурки, лампочка на проводе вместо люстры, ободранные стены, облезлый пол, окно, тонированное многолетней грязью… Из мебели — шкаф, стул, кровать с панцирной сеткой, провисшей чуть ли не до пола. Присутствовало еще и кресло, валявшееся возле ржавой батареи парового отопления, но у него недоставало сиденья и одной из ножек. Предметы роскоши вроде карниза с занавесками и телевизора отсутствовали.