Выходного отверстия Константин не обнаружил.

Кровь из раны на шее, которая вначале хлестала как из прорванной водопроводной трубы, успокоилась и еле сочилась. Это был конец.

— Саша, — сказал Константин. — Надо подумать, как нам от него избавиться. В Склифосовского его везти уже поздно.

Макеев молча переварил информацию.

"Хреново дело! — подумал он. — Труп в моей машине. Свидетелей скорее всего нет.

Ну а если кто видел из жильцов соседних домов… Меня только рады будут на крючок подцепить. А уж когда Костю расколят с его настоящим именем, тут у ментов вообще настоящий праздник будет. В Запрудный его отправят, и все, поминай как звали! Они на него много чего постараются списать. Фигура подходящая. Живым он оттуда не выберется. Надо срочно что-то придумывать".

— Есть у меня одна идея, — сказал он. — Рискованная, правда, но ничего другого предложить не могу. Похоже, придется нам посетить одну вдовушку.

Константин промолчал. Его идеи особой оригинальностью не отличались. Бросить труп где-нибудь в безлюдном месте — и вся проблема. И никто никогда не свяжет это убийство ни с ним, ни с Макеевым, даже если кто-то очень захочет это сделать.

Макеев, в отличие от него, помнил о предупреждении самого Константина, что сбежавший Денис будет за ними следить, и, поглядывая изредка в зеркальце, вскоре вычислил машину, севшую им на «хвост».

Он нарочно сделал несколько совершенно бессмысленных поворотов, загнув небольшой крюк, и убедился, что прицепившийся к ним сзади «Фольксваген» точно повторил все их нелепые маневры.

Поэтому он не рассчитывал, что можно будет избавиться от тела убитого Славика Воловика без свидетелей. И кто знает, чем все это может кончиться.

Пытаться же сбросить преследователя с «хвоста» он тоже не рисковал, для этого нужна была скорость и неизбежно пришлось бы нарушать правила дорожного движения, привлекать к себе внимание этих… Вот черт! Как же их теперь называть-то? «Гибэдэдэшников», что ли? Вот было же очень удобное и привычное слово — «гаишники». Надо было какому-то идиоту переименовать!

Макеев обратил внимание, что Константин снова притих. Куда-то пропали его оживление и радость, так откровенно выплеснувшиеся, когда он увидел вошедшего в подвал Макеева. Макеев даже не поверил, что это Константин подал голос, у него он был чаще всего мрачный, угрюмый. И вот опять он задумался.

Какому же это гаду понадобилось подстрелить этого придурка, который задрожал как осиновый лист, когда Константин припугнул его, что оставит в подвале? Панфилов наверняка думает сейчас, что вновь смерть ходит рядом с ним. Вновь себя винит, что кого-то из-за него убили, пусть не друга и не союзника, а скорее наоборот.

Все равно — опять мужика на мрачный лад настроили. Надо будет с ним поговорить, мозги прочистить. Вот только с трупом этим разделаемся…

План у него был простой. Они подъезжают к дому, в котором живет Лилия Николаевна, супруга Генриха Львовича Воловика и мачеха Владислава Генриховича, и, подняв труп Славика на лифте на ее этаж, оставляют около ее квартиры. А затем спускаются вниз, звонят ей по телефону и, не представившись, сообщают о сюрпризе.

А там уж она сама как хочет разбирается и с ним, и с ментами.

Пока она будет соображать, что к чему, они себе алиби организуют. Уж чего-чего, а алиби можно сделать элементарно, в любой из многочисленных московских забегаловок, где работают бывшие макеевские осведомители. Любой из них за очень небольшую сумму поклянется, что Константин с Макеевым просидели у них хоть трое суток подряд. Им не раз приходилось это делать во времена, когда Макеев занимался оперативной работой.

А заодно и с преследователем постараемся разобраться, если, конечно, не надоест ему за макеевской «шестеркой» по Москве мотаться.

Но во дворе дома, в котором жила Лилия Николаевна, Макеева поджидал сюрприз.

Когда он въехал во двор через ворота в чугунной ограде, его «шестерка» чуть ли не ткнулась в машину с затененными стеклами, из которой их обстреляли у овощной базы в Одинцове.

Макеев даже присвистнул от неожиданности.

Он остановился рядом и с замиранием сердца ждал, что сейчас распахнутся дверцы и вновь поднимется стрельба. Но ничего не случилось. В машине, судя по всему, никого не было.

Это был подарок. Макеев долго не размышлял.

— Костя, быстро! — крикнул он. — У нас всего одна минута. Машины вскрывать умеешь?

Макеев и сам справился бы с любой машиной, не раз приходилось ему разбираться и со случаями угонов, поэтому технологию проникновения в салон запертой машины он знал хорошо. Тем более что в данном случае салон его не особенно и интересовал.

Достаточно было и багажника. Константина он позвал больше для того, чтобы отвлечь того от его совершенно ненужных переживаний. Он даже и не догадывался, что у Константина тоже есть подобный опыт. Приходилось иногда в юности совершать такие вещи.

С багажником они справились минуты за полторы. Никто не поднял шум, никто не начал кричать из окна, никто не выбежал из подъезда. Да и темновато на улице уже было, тем более что машина стояла под деревьями, загораживающими ее от света фонарей.

Перебросить тело Славика из «шестерки» в багажник машины его убийцы было секундным делом. Не прошло и двух минут, как машина Макеева уже выруливала обратно из двора на улицу. Макеев увидел «Фольксваген», остановившийся напротив ворот.

«Черт с тобой! — решил он. — Давай поиграем в кошки-мышки».

Но у их преследователя были другие планы.

Макеев с удивлением увидел, как из «Фольксвагена» выбрался тот самый парень, которого он уложил на пол мордой вниз и которому вывихнул руку, и, придерживая правую руку левой, побежал во двор.

— Подожди, Костя, — сказал Макеев.

Он дал задний ход и вновь подъехал к воротам так, чтобы видно было, что происходит во дворе.

Парень подбежал к машине, в багажнике которой лежал труп Славика, поднял крышку багажника и наклонился над убитым.

— Что это он делает? — удивился Макеев.

— Прощается со своей мечтой, — отозвался вдруг Константин. — У него теперь жизнь смысл потеряла. Он нам этого не простит.

— А мы-то тут при чем? — недоуменно пожал плечами Макеев.

Он тронул машину, но продолжал думать о странном поведении парня с симпатичным лицом, которого Костя называл Денисом. Мысли были какие-то неопределенные, но тревожные. Скорее всего это было что-то вроде тревожного предчувствия.

— По-моему, он кандидат в покойники, — сказал Макеев и прикусил язык, сообразив, что ляпнул очень неудачно, не подумав.

Константин и так слишком большое значение придает смертям, которые случаются рядом с ним. Нет, с Костей нужно серьезно поговорить. Нельзя же себя постоянно этаким Абадонной чувствовать, ангелом смерти!