– То есть, насколько я понимаю, все здесь привыкли подслушивать?

– Док, в нашем возрасте мы постоянно беспокоимся, не случилась ли утечка газа, не кружат ли над нашей головой стервятники и не подбираются ли к нам могильные черви. Напрягая слух, чтобы их услышать, мы попутно улавливаем и другие вещи.

«Алло, мама? Это Майкл, твой сын».

– Ему понадобилось целых два часа, чтобы успокоиться и перестать рыдать, – заметила Полин. – На пару с завывающим Аттилой это был тот еще дурдом!

– Он должен был выплакаться. Видели бы вы его лицо, когда он вышел из кабинета! Это было потрясающе.

Полин бросила в реку еще один камешек. – Вы удивительный человек, доктор.

– Как это понимать?

– Скоро вы на самом деле превратитесь в моего героя, по-настоящему.

– Даже без заката и развевающихся американских флагов?

– Я восхищена тем, как вы подтолкнули Майкла к действию.

– Ничего особенного в этом не было.

– Вы сами не осознаете, что вам удается пробуждать в людях. Я это вижу по нашим постояльцам и даже по Тео.

– Если вы хотите вогнать меня в краску, а потом посмеяться надо мной, это не очень любезно с вашей стороны.

Порыв ветра унес с берега сухую траву. Медсестра поежилась.

– Хотелось бы мне обладать вашим умением мотивировать людей.

– Вы себя недооцениваете. У вас оно есть.

– Тогда я хочу, чтобы так же, как Майкл позвонил своей матери, вы позвонили бы вашей сестре.

Тома не ответил. Он наклонился, поднял веточку и принялся теребить ее в руке, после чего разломил на несколько частей.

– У меня другая ситуация.

– Это ваша семья, нельзя же проявлять столько участия к родственным связям других людей, не беспокоясь о своих.

– Ваша забота меня очень трогает, Полин, но пока мне хватает других проблем.

– Вот видите, у меня нет вашего таланта. А если бы был, подобная отговорка меня бы не остановила и я убедила бы вас позвонить сестре.

Медсестра потерла руки, чтобы согреться. – Вы замерзли? Может, вернемся?

– Нет, мне здесь хорошо. С вами.

Тома поднялся, снял свою куртку и накинул на плечи Полин.

– Вы мне даже не показали свой новый телефон. Это был первый звонок с него?

– Самый первый. Работает он, похоже, нормально.

– Помню, когда я купила себе мобильный, первым делом позвонила своему любимому, а потом уже матери. Мама до сих пор мне это припоминает.

Она улыбнулась и добавила:

– Забавно, что телефон пробыл у меня гораздо дольше, чем тот любимый…

– Моя мать мне точно не ответит, и в любом случае у меня уже нулевой баланс. Франсис был прав, звонок мадам Тибен израсходовал все деньги. Кстати о Полковнике – видели бы вы его, когда Майкл вернулся к нам в гостиную… Наш бравый вояка даже прослезился.

– Вы так наблюдательны.

– Как и все люди.

– Чуть больше, чем все. Вы самый внимательный зритель театра жизни. И особенно жизни других. Но сами при этом скромно остаетесь в тени, словно не решаетесь стать актером. Месье Кро-Маньон не должен бояться прикоснуться к реальности…

Полин нежно и нерешительно взяла доктора за руку. – Чувствуете, как заледенели мои пальцы?

– Да, они действительно холодные.

Тома старался вести себя как врач. Он сам себе напоминал кролика, попавшего в свет автомобильных фар и не знающего, как быть. Он надеялся, что Полин быстро отпустит его руку, положив конец этой неловкой ситуации. Но она не собиралась этого делать.

– Месье Кро-Маньон не привык держать за руку самку.

– В течение многих лет я брал чью-то руку только затем, чтобы пощупать пульс или помочь выжить или умереть.

– Вы всегда находились на краю пропасти.

– Сравнение сильное, но похоже на правду.

– Возможно, настало время научиться жить вдали от пропасти. В вашей помощи могут нуждаться и люди, которые не рискуют сорваться с обрыва. Двигаться по твердой земле тоже непросто…

– Я каждый день в этом убеждаюсь.

Тома старался не думать о своей плененной руке. Полин ее сжимала, почти присвоив себе. Он уже считал свою руку потерянной, словно она была ампутирована и больше ему не принадлежала. Лучше с ней распрощаться, чем увидеть, как она превратится в мостик для чувств, которые пытались взять его штурмом. Сжечь мосты. Сохранить главную башню. Тома всю жизнь защищал ее от вторжений.

– Вы мне дадите свой номер телефона?

Удар тарана в ворота крепости.

– Разве это нужно, если мы видимся каждый день? Кипящее масло или ледяной душ. Медсестра отпустила его руку. Чувства рухнули, как крошечные атакующие солдаты, под ногами у которых сломалась лестница.

– Простите меня, Полин, – спохватился Тома. – Во мне нет ничего от героя. Мне с трудом удается быть мужчиной. Ромен показал мне, как отправлять сообщения. Как только мы вернемся, я отправлю вам свою первую эсэмэску, и у вас будет мой номер.

Опустить подъемный мост.

– А как это – быть старым? – спросил Тео.

Вопрос прозвучал еще более неожиданно, поскольку не имел никакой связи с предыдущей беседой. Франсис пытался объяснить основные приемы стрельбы Франсуазе, которая впервые вышла с ними пообедать и ничего не понимала.

Вопрос мальчика нашел отклик в душе каждого. Мадам Кенон пошутила:

– Это напомнило мне темы школьных экзаменов.

– И начиная с какого возраста можно дать толковый ответ? – усмехнулась Полин.

– Старость – это когда начинаешь читать состав продукта на этикетке, – заявил Франсис. – И когда тебе уступают место в автобусе!

– Мне тоже уступали место в автобусе, – возразил Тео. – А я не старый.

Тома уточнил:

– Но ты все-таки старше гусениц из подготовительной группы?

– Вот! – оживился Франсис. – Старость – это когда мы начинаем больше думать о своих зубах, чем о своей улыбке. Или, что еще хуже, больше думаем о своей заднице, чем о ширинке.

– Спасибо за новую порцию суровой правды жизни.

– Ну, от правды никуда не спрячешься. Вначале мы снимаем на камеру свои свадьбы и дни рождения, а потом наступает момент, когда понимаешь, что отныне единственное кино, в котором ты будешь играть, – это видео эндоскопии. По мне, так пусть уж лучше снимают банкетные залы других, чем мой служебный вход.

– Интересный взгляд на жизнь, – заметила Франсуаза. – Ваши обеды всегда проходят на таком высоком культурном уровне?