Дионисий Тигранович, не снявший еще ролики, торопливо задрыгал ножками и покатил по аллее. Все птичье сообщество – обе Вороновы и Птах – вспорхнуло с газона и точно куры в курятник перенеслось в микроавтобус.

У подъезда Белдо, преградив всем проезд, стояла машина Гая. Возле нее застыли арбалетчики охраны. Увидев Дионисия Тиграновича со свитой, они дернулись было наперерез, но остановились, вовремя сообразив, что не пускать главу форта в собственную квартиру распоряжения не было. К тому же разгневанный старичок легко мог устроить им инсульт, а потом сказать, что все так и было, а он только оказывал первую помощь.

Успевший в автобусе переобуться, Белдо резво, как теннисный мячик, запрыгал наверх. Млада и Влада едва за ним успевали, а Птах и вовсе остался у машины, притворившись, что ему нужно проверить уровень тормозной жидкости. Он считал себя частью автомобиля и предпочитал лишний раз не подниматься туда, где не бывает его автобус.

Дионисий Тигранович был так возмущен тем, что Гай без приглашения забрался в его квартиру, что сам едва не попался в одну из собственных ловушек. Хотел повернуть в замке ключ, не коснувшись прежде заветного места, которого непременно нужно было коснуться. Хорошо, что Младочка успела, прыгнув кошкой и схватив его за запястье, издать предупреждающий крик. Опомнившись, Дионисий Тигранович исправился, дверь открыл, переобулся в тапочки и дальше уже следовал по коридору своей обычной рысцой.

В коридоре главе форта встретился Арно, который, увидев его, предупредительно отступил в нишу между вешалкой и шкафом и слегка поклонился. Когда же Млада и Влада попытались прошмыгнуть вслед за хозяином, Арно решительно выдвинулся им навстречу и, раскинув руки, показал, что делать этого не следует.

Гай ожидал Белдо не в заветной его комнатке, где хранились счастливые предметы, а в длинном полутемном помещении у спальни, которое в доме называли музеем. Там вдоль стен, в стеклянных витринах, лежали самые интересные из камней, некогда таивших в себе закладку.

Входя в музей, Дионисий Тигранович переборщил и изобразил такую несказанную радость, что не рассчитал напряжения лицевых мышц и у него задергалась щека.

– Ах, как я рад! Я сам обожаю здесь бывать! Мы с вами абсолютные синхроны! – воскликнул он. – Не поверите! Я видел вас вчера, а кажется, будто уже прошла целая вечность!

Гай, вскинув голову, с сомнением посмотрел на своего «синхрона».

– Согласно старой притче, одно-единственное мгновение вечности проходит тогда, когда будет полностью стесан огромный алмаз, к которому раз в тысячелетие прилетает мудрый ворон, чтобы поточить об него клюв, – растягивая слова, сказал он.

Белдо торопливо закивал, параллельно глазками пытаясь вынюхать, что нужно Гаю и зачем он явился. Гай выглядел уставшим. Нос казался побелевшим, под глазами голубело. Изредка он будто засыпал, потом резко просыпался, и тогда подвижное лицо его дробилось на множество крошечных морщинок. Белдо было известно, что Гай уже несколько дней живет на берегу Химкинского водохранилища в домике на колесах. Туда, в Химки, стянуты главные силы всех трех фортов. Что же такого важного сообщил ему опекун?

Не спеша делиться со старичком своими секретами, Гай стоял у крайней из витрин и, приподняв стекло, разглядывал горный хрусталь, ограненный в форме яйца, на подставке из золота с сапфирами. Закладка, лет пятнадцать назад извлеченная из этого хрусталя, одаривала неординарностью мышления и должна была явить миру ярчайшего изобретателя. Но, увы, волей случая досталась отнявшему ее у шныра берсерку-топорнику, который не смог ею распорядиться и закончил жизнь в психушке, куда попал за серию настойчивых попыток создать искусственный интеллект на основе банки с вареньем.

– А это у нас что, Дионисий? – продолжал Гай, кивая на соседнюю витрину.

Белдо подскочил, чтобы посмотреть.

– Загадочный безоаровый камень! – моментально отозвался он. – Употребим против сотен болезней! В Вест-Индии его ценили на вес золота! Происхождение камня окутано тайной. Одни говорят, что он добывается из желчи дикобраза, другие – что из желудка дикого безоарового козла.

– А там что? Аметист?

– Совершенно верно. Им разглаживают морщины и выводят веснушки. Кроме того, аметист идеальный вариант для открытия третьего глаза. Его нужно положить на переносицу. При помощи тонких вибраций фиолетового кварца обрести покой, а после пройти туманную область предвидения и…

Гай поморщился, зная, что Белдо способен развивать эту тему до бесконечности.

– Мне мой опекун и так все расскажет, – заметил он. – А тут что? Бирюза? Прежде ее считали камнем лошадников. Говорили, что с перстнем из бирюзы можно продавать бракованных лошадей по цене призовых скакунов.

– А в рукописных лечебниках находим: «Если кто носит при себе бирюзу, то никогда не будет тот человек убит, ибо никогда не видели этот камень на убитом человеке», – шепотом добавил Белдо.

– Почему не видели-то? Мародеры, чай, стащили?.. Ладно, шучу! Что ж вы не подарите его Ингвару? Он бы носил его не снимая! Идиллическое зрелище: глава магического форта дарит краснеющему Тиллю бирюзовое колечко! – усмехнулся Гай. – А это что? Черная жемчужина?

Белдо кивнул. Лицо Гая стало мечтательным:

– А ведь я не забыл девушку-шнырку, которая полтора века назад явилась ко мне с этой жемчужиной… Сама пришла, по доброй воле! Тоненькая такая курсисточка, лицо бледное, запрокинутое! Требовала моей помощи в каком-то деле. Не помню уже точно в каком. Кажется, заговорщиков освободить, которые на царя покушались, а закладка, стало быть, плата за услугу. Ради этого она и в Межгрядье нырнула, и из ШНыра сбежала, и с закладкой не слилась! Славно, да?..

– И что с ней стало?

– С девушкой? Кажется, стреляла потом в мценского градоначальника. Оторвала ему пулей ухо. Анекдотическая история. Сослали ее в Сибирь. Все это она перенесла и умерла уже после революции, от тифа, году в двадцать втором. Кажется, шныры напоследок забрали ее к себе, потому что у нее каким-то чудом уцелела пчела… Но меня, помнится, другое потрясло: откуда в Межгрядье черная жемчужина?

Белдо слушал Гая так жадно, что, сам себя не помня, застыл на одной ножке, как розовый фламинго. Дослушав же, невпопад пожаловался, что жемчужина вот… потускнела. Раньше была другой – живой, почти прозрачной!

– Жемчуг, дорогой мой, не терпит прикосновений! От них он болеет! – охотно пояснил Гай. – Редкая жемчужина радует своей красотой больше столетия. Чаще же всего она живет как человек, лет семьдесят. Потом тускнеет, теряет блеск. Главное в жемчуге – та маленькая песчинка, с которой она началась. Это ее сердце. Когда оно умирает, умирает и жемчужина…

Гай разжал пальцы и позволил черной жемчужине скатиться в коробочку. Гибкое лицо его приняло деловое выражение.

– Ну-с! Вернемся к нашим варанам, маронам, мормонам, к чему угодно, потому что к вашим баранам я возвращаться не хочу!.. – сказал он, и старичок застыл, изогнувшись, как ящерка, выслеживающая насекомое.