«Думай только о хорошем», – сказал Тибор, прежде чем они расстались на вокзале Аушвиц II-Биркенау. Эти слова остались навсегда в ее сердце. Во Фрайберге Приска решила, что если будет по дороге на фабрику и обратно смотреть только на красивых детей, то ее ребенок не только выживет, но и будет красивым. В то время, как все остальные заключенные смотрели под ноги, она жадно выхватывала глазами образы светловолосых малышей с голубыми глазами. Приска молилась, чтобы у ребенка был не еврейский нос, а слегка курносый, чтобы он унаследовал больше от польской внешности отца.

И это сработало. Ханка оказалась именно такой, как хотела мать. Зачатая с любовью в семейном гнездышке в Братиславе, малышка пережила нацистскую оккупацию, все невзгоды Аушвица, чудовищную зиму, шесть месяцев шума, насилия, голода и тяжелого труда и появилась на свет в разбитой войной Европе. Своим рождением она давала надежду на лучшую жизнь обеим сторонам конфликта. «Это был самый красивый ребенок, которого я видела, – сказала Приска о маленьком мешочке костей, обтянутых кожей. – Мы через многое прошли и все еще живы!» Она понимала, что не справилась бы без заботы Эдиты, которая была рядом на протяжении всего этого долгого и трудного пути, и поэтому девочку назвали Ханна Эдита Левенбейн, сокращенно «Хана» или «Ханка».

Боль во время схваток и потеря крови забрали почти все силы, что оставались у Приски, и она почти без сознания откинулась на стол. Ребенок был невесомым, подкожного жира почти не было, а значит девочке грозила гипотермия. Доктор Маутернова не могла предложить большей медицинской помощи, поэтому не была уверена, выживут ли мать и дитя. Следующие 24 часа Приска и Ханка проспали, а иногда просыпаясь, мать поднимала пальцем кончик носа дочери, чтобы он рос еще более вздернутым.

Война была близка к завершению как никогда, последовали некоторые облегченные правила жизни, и к новоявленной матери пустили подруг, а Эдита расплакалась, узнав, что ребенка назвали в ее честь. Женщины сложили запасы варенья, разбавили водой, чтобы покормить ребенка, и принесли в самой чистой кружке, что могли найти. Они нашли мягкую хлопковую ткань с клеймом KZ Freiberg и сшили Хане кофточку с расшитой, как у Питера Пена, горловиной и чепчик с синей каймой и розовыми цветочками. Эти вещи Приска сохранит навсегда.

Ее посетительницы сказали, что Франклин Рузвельт скончался от обширного кровоизлияния в мозг в тот же день, когда она родила. Американскому президенту, пришедшему к власти в одно время с Гитлером, было 63 года. Одна из заключенных услышала, как охранники сообщают друг другу эти «хорошие новости». Все боялись, как бы война не затянулась.

На второй день жизни, недокормленная Хана «набросилась» на материнскую грудь. «Она буквально все выпила, хотя это было не молоко, а скорее вода. Хана была прекрасным ребенком. Попила и засыпала». Какая бы ни была еда у Приски, она отдавала ее ребенку, что еще сильнее истощало мать, а Ханка даже после кормления оставалась бледной, вялой и жалобно хныкала.

Приска проснулась среди ночи 14 апреля, 36 часов спустя после родов, потому что ее тряс унтершарфюрер, чтобы сказать, что в течение часа нужно быть готовыми к эвакуации. Это означало, что их с ребенком не застрелили во сне, не бросили умирать в лазарете одних, а значит есть еще шансы. «Советские войска пришли освобождать город, и немцы пытались сбежать и забрать нас с собой».

Нацисты эвакуировали лагерь за лагерем по всей Европе с декабря 1944 года. Понимая, что они проигрывают войну в ходе боевых действий, немцы решили не проигрывать у евреев и продолжить их истребление. Тысячи людей отравили и сожгли, кого-то расстреляли перед тем, как эвакуировать лагеря, но были и такие, кому была приготовлена иная судьба. Высокие нацистские чины были уверены, что вне зависимости от исхода войны им пригодится рабский труд для восстановления рейха. Гитлер и Гиммлер планировали отход высших чинов командования в Alpenfestung– «альпийскую крепость». Она должна была находиться на территории, простирающейся от Баварии через западную Австрию до северной Италии.

Заключенные могли понадобиться для защиты региона, и было принято решение перевезти всех, переживших лагеря, на юг рейха. Людей, с которыми нацисты собирались разделаться позже, отправляли на поездах, но многие станции и пути были разбиты, потому они отправились пешком. Столь длительный переход посреди холодной зимы ускорял «отбор», где выживали только сильнейшие.

За последние шесть месяцев войны 300 000 из 700 000 выживших в концлагерях узников были обречены на смерть. В январе из Аушвица вышли 60 000 узников, чтобы проделать путь в 40 километров до железнодорожной станции, которая доставит их вглубь Германии, но в пути от голода, обморожения и усталости погибло 15 000 из них. В дальнейшем люди умирали от тех же невыносимых условий, а самых слабых, по мнению нацистов, расстреляли.

Женщинам фрайбергского лагеря ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Даже Приске, которой ни в коем случае нельзя было двигаться так скоро, а ребенка следовало бы поместить в инкубатор.

Рахель, в таком же плачевном состоянии, вскочила с кровати, чтобы предупредить сестер об эвакуации. «Я была слишком слаба. Я ничего не могла делать, и уж тем более рожать. Но в ту ночь я услышала, что нас уводят. Я должна была действовать и побежала к сестрам, чтобы сказать: “Собирайтесь, мы уезжаем”». Немцы оставались организованными и дисциплинированными до последнего, узникам приказали уничтожить любые свидетельства их пребывания здесь. В последний раз они прошли по городу в колонне по пять. «Они не знали, куда нас вести. Им приказали убрать нас оттуда, потому что русские близко».

Лизу Микову поразила скорость, с которой убирали бараки. «Отъезд был внезапным, и всегда ночью. Они говорили: “Собирай миску, ложку и покрывало”, и мы организованно двинулись в сторону станции. Тогда мы еще не знали, что Аушвица больше нет, и больше всего на свете боялись снова туда попасть». Стояла глубокая ночь, но казалось, что весь город был мобилизован в то время, как советские самолеты угрожающе кружили над головами. Вместе с узниками, уезжавшими на юг, большинство местных жителей хватали самое ценное и бежали на станцию. Неизбежный приход Советской армии пугал их больше британских самолетов.

Приска с ребенком и 35 другими женщинами последними покинули фрайбергский завод. «Мы продвинулись на несколько сот метров под дождем и поняли, что дальше идти не можем. Надсмотрщики посовещались и приказали нам двигаться вперед, бросив лежать тех, кто упал. Все были убеждены, что мы идем на казнь. Все плакали и прощались», – вспоминает Приска.

Вместо того, чтобы расстрелять на глазах у всего города, СС посадили женщин в военный грузовик и увезли. Малышка Ханна была так слаба, что едва могла плакать и шевелить руками, даже когда кожа начала покрываться волдырями. Чтобы сохранить тепло, Приска спрятала дочь под платьем и изо всех сил прижимала к себе. Женщины в грузовике не представляли, куда они направляются, но некоторые из них подозревали, что их везут на расстрел. Другие, в виду слухов о Хелмно, считали, что их отравят выхлопными газами. Приска прижимала к сердцу дочь и молилась. «Я верующая, поэтому убеждала себя в том, что на все воля Божья. Он знал, где я смогла родить, поэтому помогал мне».