— Ленка, прости. Прости ты, черт тебя подери… прошу тебя, умоляю тебя, Ленка. У меня же ничего нет, только ты. Прости. Только сейчас, прошу тебя, не уходи. Не бросай меня. Я все равно один.

Помню, как опустилась на коленки, сняла очки, взяла в руки его лицо и поцеловала.

И все, что можно теперь сказать, это всего лишь небольшая мысль — мы проживаем длинную жизнь, у нас бывает много любовников, а бывает наоборот, люди отдают себя без остатка недоказанной идее, проведя долгие годы в монастырях и не зная близости до самой смерти. Кому-то сильно везет и он встречает на своем пути сильное чувство, да еще и не один раз, а кто-то так и не приблизился за всю жизнь к самому главному. И такое бывает. Но иногда, очень редко, случаются такие минуты, когда двое за несколько мгновений любви перечеркивают все пережитое. Такие несколько минут, что нельзя назвать никаким словом, нельзя подобрать никакого определения. И тогда оба понимают, что ничего дороже человека рядом, ничего значительнее в его жизни не было и не будет. Потом пройдет время, буквально час или два, а может, несколько дней — будет жизнь, дети, работа, другие мысли и другие люди, но прежним человек уже не станет никогда. Не пройдет мимо, не подав руки нуждающемуся; никогда не сможет больше спутать ценное с пустым, станет жалеть каждую секунду, потраченную зазря. И не забудет это мгновение никогда. Он будет счастлив, умирая, и никакое время и самые тяжелые болезни не сотрут из памяти эти несколько минут.

Время к полночи, а местный телефон ни разу не позвонил. По полу сильно тянуло, Слава поднялся и достал из старого книжного шкафа огромный плед.

— Шведы в том году подарили. Хорошая вещь.

Мы залезли обратно на диван и замотались с головой. В окне крыши соседних зданий, темное небо без луны, верхушки голых тополей раскачивались из стороны в сторону. Мы просидели молча целую вечность.

— Тебя ни разу не дернули. Удивительно.

— Теперь еще Мариинка на прием работает. До нас, видно, лень везти.

— Наверное, так. Еще несколько часов, и новый день.

— Теперь это сложно представить, Елена Андреевна. Очень непросто.

— Придется. Слав, я только хочу, чтобы ты знал — я люблю тебя. А что там будет, утром, пусть случается.

Славка вылез из-под пледа, подошел к столу, взял сигарету и закурил около окна. Без очков и с сигаретой в руке в ту же секунду превратился в того самого Славу Сухарева, какой он был много лет назад. Резкие движения и сухая рваная речь.

— Уже почти бросил, всего пару сигарет в день… Вот что, Лен. Я все эти годы жил только в операционной. А когда не в ней, то с тобой. Все время вспоминал и жил с тобой. Даже струхнул сегодня, когда тебя в машине увидел. Такой трус, противно… Вроде как уже привык с привидением, а тут, нате. Сейчас не страшно. Лен… я не смогу теперь как было. Не понятно, живой я еще или нет. Половину дня жив, вторую мертв. Один раз уже сделал как мудак, думаю, достаточно. Надо было тогда в ногах валяться, а я отпустил. Зато теперь светило, ты ж слышала. Да хрен со всем этим, как будто есть разница, светило или нет. К станку и так пустят, без регалий.

— Слава, мне придется поехать сейчас домой.

— Я не дебил. Я знаю, куда ты поедешь. Я тебя отвезу.

— Не надо, Слава. Это лишнее.

— Хорошо, тогда вызову такси.

— Наши люди на такси в булочную не ездят, забыл?

— Наши люди теперь оперируют в лучших домах, как говорится.

— Самовлюбленный нарцисс.

Славка потушил сигарету и снова залез ко мне под плед.

— Я такой. Еще женщину люблю самую красивую. И самую чокнутую.

— Я теперь крепко сплю, доктор Сухарев. На балкон без нижнего белья не выхожу.

— А я не про сон.

— А про что же вы, Вячеслав Дмитриевич?

— Про то самое, о чем вы меня пытали, Елена Андреевна. Про устройство головы.

— Голова предмет темный, изучению не подлежит. Менделееву, вон, таблица во сне привиделась.

— Может, и привиделась, а может, еще что-нибудь интересное произошло.

Славка постучал мне по лбу указательным пальцем.

— Вы про что это, доктор Сухарев?

— Да так, не про что.

— Слава, не будем сейчас об этом говорить.

— Не будем так не будем. Ты тут, рядом сидишь. Все не могу поверить.

— Вокруг нас еще много чего теперь существует.

— Я знаю. Я знаю… Лен, можно я еще увижу тебя? Что будет, то и будет, мне наплевать. Не уходи просто так.

— Ты думаешь, у меня есть силы уйти? Может, когда-то и были. Теперь нет.

Снова потекли слезы, руки и ноги сковало железным обручем. Надо было вставать, одеваться, собирать сумку, проверять, на месте ли телефон и ключи от машины с квартирой, водительские права, потом вызвать такси, не забыть оставить ему свой сотовый. Уже несколько лет, как у меня новый сотовый номер. А я не могла.

Славка сидел неподвижно еще несколько секунд, а потом начал молча собирать мои вещи, разбросанные по всему кабинету, искать мою сумку, помог одеться. Вызвал такси, и мы пошли по пожарной лестнице вниз, к черному входу. Посреди ночной тишины мы услышали резкий звук подъезжающей машины. Я взяла его под руку и прижалась.

— Слава…

— Найду твой рабочий телефон и позвоню. Я люблю тебя.

Я помню точно, какой это был день — двадцать восьмое ноября две тысячи четырнадцатого года. В такси я повторяла эти цифры про себя, раз за разом, зная свой талант забывать даты всего значительного в моей жизни — дни рождения родителей, братьев, друзей. Обычно мама служила для меня календарем — накануне она звонила и напоминала, включая сообщение о ее собственном дне рождения.

Лен, завтра у твоей мамы день рождения.

— Ок, завтра обязательно позвоню.

А теперь надо запомнить самой. Никто не поможет помнить этот день.

Забрала машину со стоянки и вернулась домой; в квартире тихо и темно. Катерина оставила сообщение — приедет от бабушки только через два дня, дядья пригласили на ипподром. Сергей вернется в пятницу, значит, еще целых два дня я буду одна. Еще целых сорок восемь часов, довольно много и в то же время так мало. Совсем мало для того, чтобы понять, жива ли я теперь, или уже умерла, и как вообще существовать дальше. Сидела в прихожей на маленькой красивой итальянской кушетке, в сапогах и пальто. Перед глазами на стене висела прелестная гравюра с видами Испании.

Взгляд ниже — ах да, как же. В пакете на полу лежала обновка — восхитительная, невероятно сексуальная Furla. Совершенная, бесподобная, яркая и вызывающе дорогая. Что еще хотелось бы от жизни? Через неделю будет квартальная премия. Немного запоздали с выплатой, но ничего — в стране кризис. Уже можно подумать о жемчуге с бриллиантами; куда потрачу остальное, еще не придумала. Может, пора снять часть денег с личного счета и поменять машину? А может, купить валюту и положить ее в сейф, так умные люди советуют. Пустая квартира гулко отзывалась на звуки усталого женского смеха.