А почему дети любят ползать под столами (особенно когда приходят гости!), любят забиваться в большие коробки, обожают строить шалаши, их тянет к дуплам, пещерам? Потому что у многих приматов есть врожденные программы строительства гнезда. Никуда не делись эти древние программы и у нас. Они дремлют в глубинах мозга, проявляя себя таким вот образом.

Дайте грудному младенцу два пальца, он их крепко обхватит ручонками. Можете его теперь смело поднимать в воздух — он удержится! Миллионы лет его животные предки с самого рождения висели на маме, вцепившись в её шерсть. Давно уже у наших самок нет шерсти, а способность младенца висеть, держась за руки, осталась.

Никуда не делась и древняя потребность малыша на прогулке уцепиться за мамин хвост — так безопаснее. Хвоста у мамы давно уже нет, но желание ребенка ухватиться за что-то сохранилось. Поэтому, кстати, дети лучше засыпают с игрушками: они пушистые и мягкие, какой и должна быть настоящая обезьянья мама — сразу срабатывает программа успокоения.

Если экспериментатор в лаборатории забирает маму у маленькой обезьянки, та впадает в ужас, кричит и инстинктивно вцепляется в шерсть — в свою собственную, поскольку маму-то уже уволокли, а инстинкт «вцепиться» срабатывает. У человека роскошной обезьяньей шкуры нет, поэтому он в стрессовых ситуациях вцепляется в ту шерсть, что осталась — в волосы. Отсюда поговорка «рвать на себе волосы».

А почему дети любят делать всякие «секреты», отчего карманы у них всегда полны всякой всячины? Почему люди, спокойно бредущие по берегу моря, осматривают берег, иногда вдруг нагибаются, рассматривают найденное, бросают?.. Это древний инстинкт собирателя. Когда-то тысячи и тысячи лет назад наши дикие предки жили у побережий, где на мелководье можно было насобирать моллюсков, поймать краба. Эта околоводная жизнь за тысячи лет удлинила нам ноги, сделав ступню «наступательной», а не «хватательной», как у прочих обезьян, лишила нас шерсти, изменила форму носа на удобную для ныряния. С тех пор у нас остались и поведенческие следы, помимо вышеупомянутых инстинктов собирателя: морепродукты, например, до сих пор считаются деликатесами, мы любим селиться и отдыхать у большой воды, купаться. Человеческие младенцы практически с рождения готовы нырять и плавать, и, кстати, учить плавать человека проще всего именно в младенческом возрасте.

Но если отвлечься от мелких привычек и навыков, то мы с удивлением обнаружим, что даже чувства, которые мы привыкли считать высокими, тоже имеют животное происхождение. Например, любовь к родине. Приматы — существа территориальные. Вообще, территориальность характерна не только для приматов, ощущение причастности к своему ареалу — это признак, охватывающий целые группы видов. Любое территориальное животное защищает свою территорию, и люди — не исключение, просто у нас эта «конфетка» завернута в фантик высокопарных слов.

Любопытно, что зверь, вторгшийся на чужую территорию, инстинктивно, то есть автоматически, чувствует себя не правым, поскольку чужая территория помечена чужими запахами и следами. Это его сковывает, и потому в животном мире чужака (даже более сильного физически) чаще всего побеждает хозяин территории. У людей порой это принимает забавные формы. Например, спортивная статистика отмечает, что гости чемпионатов чаще проигрывают матчи хозяевам поля. Это настолько общеизвестно, что даже не вызывает вопросов. Можно пытаться объяснить это как угодно — непривычная обстановка, чужие болельщики, долгий перелет, от которого за неделю не успели отдохнуть. но глубинная причина одна: на чужом поле играть неловко, неудобно, дискомфортно. Объяснять этот дискомфорт логическими причинами бессмысленно, потому что он идет изнутри. Инстинкт тем и отличается, что воздействует, минуя разум. А человеку уже постфактум остается чесать репу и пытаться объяснить самому себе: почему же я так поступил? Он даже не догадывается, какая миллионолетняя программа в нем в данный момент сработала.

Кстати, о войне, раз уж речь зашла. Вы знаете, как воюют павианы и другие обезьяны, живущие в саванне? В походном строю стадо павианов соблюдает тот же предбоевой порядок, что древняя человеческая пехота. В центре идут доминантные самцы — вожаки стада. Впереди боевой авангард — субдоминантные особи, молодые самцы, расходный материал войны. Сзади — арьергардное прикрытие из самцов третьего ранга, послабее — на всякий случай. Если местность пересеченная, плохо просматривается, с двух сторон может быть еще два небольших отряда флангового прикрытия.

Если же предстоит война с другим племенем павианов — например, пограничный конфликт, — два войска павианов выстраиваются друг перед другом в виде двух полумесяцев вогнутыми сторонами друг к другу. В центре — вожаки. И именно такие боевые построения были у древних людей. Потому что люди — приматы, произошедшие от обезьян. От них это естественно и незаметно перетекло к нам.

Есть и ещё несколько любопытных особенностей ведения войны, позаимствованных разумным видом у своих неразумных предков. Например, битва двух представителей вместо битвы двух стай. Каждая стая обезьян выставляет самого сильного самца, эти двое между собой дерутся, а остальные смотрят, ухают, переживают и всячески болеют за своего. Итог драки этих бойцов и определяет, какая стая победила.

То же самое практиковалось в древности и у людей — два войска перед битвой выставляли двух бойцов и с увлечением наблюдали за их схваткой. Подобные вещи и сейчас иногда случаются у самых диких представителей нашего вида — среди уголовников. При выяснении отношений между членами двух банд, каждая выставляет для боя самого здоровенного «быка». Это экономичнее, чем устраивать перестрелку.

Ещё одна деталь. У саванных приматов в стае царит геронтократия, то есть главенствуют старшие особи. Но они не воюют. В войске — молодые самцы. Сами же «начальники» находятся в центре и командуют. Война детьми — видовой признак приматов. Он остался и у нас: по сей день наш вид призывает в войско детей. Стукнуло мальчишке восемнадцать лет — изволь в армию, воевать за старых пузатых начальников. У кабанов, например, совсем не так. У них сражаются только секачи — матерые, здоровенные, седые самцы с желтыми клыками.

Если два стада обезьян случайно встречаются на границе двух территорий, их вожаки важно проходят через строй своих войск, внимательно смотрят друг на друга, а потом, если граница не нарушена, пожимают друг другу руки, обнимаются — подтверждают мирный договор. За ними уже по субординации могут обняться подданные. Этот обезьяний ритуал тоже сохранился у нашего вида. Когда наши президенты, то есть лидеры территорий и ареалов обитания, прилетают в гости друг к другу на самолетах, они видят, что их встречают не приятные глазу барышни в национальных одеждах, не кабинет министров в полном составе, не семья президента, а почему-то всегда строй войск — почётный караул. Откуда тянется этот обычай? Оттуда, из далёкой саванны. Ему сотни тысяч лет, просто за десятки тысяч лет никому никогда в голову не пришло отменить эти обезьяньи порядки. И по всем обезьяньим правилам сначала жмут руки друг другу и обнимаются лидеры, то есть вожаки-доминанты, а уж потом — их свита и разные подручные.

Мы уже говорили о животных истоках искусства, когда рассуждали о любви обезьян к совместным концертам, во время которых они колотят палками по пустотелым стволам и страшно радуются получающимся звукам, поют хором, хлопают в ладоши и кружатся в танце.