— Это было вчера. Во что он верит сегодня — не знаю. Скажу вам, что под конец я устроил ему встречу в одном солидном издательстве… неважно, в общем, оно иногда публикует книги за счет авторов. Он вроде был счастлив от этой перспективы. Так вот — его прождали сегодня все утро, он и не появился и не позвонил. А у нас он забыл свою драгоценную ксерокопию. Раскидывает тамплиерские секреты как фантики. Несерьезные люди нас окружают. Именно в эту минуту звякнул телефон. Бельбо поднял трубку. — Да, я Бельбо. Да, это «Гарамон». Слушаю вас… Да, он был вчера вечером. Предлагал нам рукопись. Извините, здесь проблема издательской этики. Если вы мне можете объяснить…

Несколько секунд он молча слушал, потом поднял на меня глаза, бледнея: — Полковника убили, или что-то в этом роде… — Затем он вернулся к своему собеседнику: — Извините, это я говорю Казобону, нашему сотруднику, он вчера присутствовал при разговоре… Да, полковник Арденти вчера предложил нам рукопись, исследование, которое мне показалось довольно надуманным, о поиске предполагаемых сокровищ тамплиеров. Это средневековый рыцарский орден…

Тут он невольно прикрыл рукой микрофон, как бы собираясь сообщить что-то мне по секрету, помедлил, убрал руку и продолжил свою речь необычно оживленным голосом.

— Нет, комиссар Де Анджелис. Этот господин рассказывал что-то о книге, которую только собирался написать. Нечто весьма туманное… Что? Вместе с ним, оба? Прямо сейчас? Ладно, говорите адрес.

Затем он повесил трубку и несколько секунд барабанил пальцами по столу. — Вот что, Казобон, вы должны меня извинить, я просто не подумал и ввязал вас в эту историю. Просто от неожиданности. Комиссар полиции Де Анджелис. Вроде бы этот полковник жил в пансионе, и кто-то утверждает, что видел его труп вчера вечером…

— Утверждает? А что комиссар — не знает?

— Да, это непонятно, но комиссар не знает. Якобы нашли в его ежедневнике мое имя и запись о встрече. Кажется, это их единственный след. Поздравляю. Надо идти.

В такси Бельбо взял меня за локоть.

— Казобон, скорее всего это совпадение. Но в любом случае… в наших краях не любят называть имена. Помню одно рождественское представление на диалекте — волхвы спрашивают у пастуха, как зовут его хозяина. Он говорит: Джелиндо. В каждой пьемонтской деревне сто Джелиндо. Ну ладно. Когда хозяин узнает, что батрак сказал волхвам его имя, он колотит батрака и приговаривает: помни, каналья, имя нельзя открывать кому попало… Наверное, лучше не забивать комиссару голову. Если вы не возражаете, полковник ничего нам не говорил ни об Ингольфе, ни о послании из Провэна.

— Чтобы с нами не произошла такая же досадная неприятность, — подхватил я, стараясь улыбнуться.

— Повторяю: чистая глупость с моей стороны. Но от некоторых вещей лучше держаться подальше.

Я сказал, что согласен, но в глубине души волновался. Как ни крути, я учился в университете, время от времени участвовал в демонстрациях — входить в отношения с полицией мне не улыбалось. Мы доехали до пансиона, не первой категории и далеко от центра. Нам сразу показали квартиру — там номера назывались квартирами. На лестнице полиция. Поднялись в номер двадцать семь (два плюс семь — девять, автоматически отметил я). Спальня, коридор со столиком, угол для готовки, душевая без занавески, дверь была полуприкрыта, так что не видно, есть ли биде, но в подобных местах биде, вероятно, это первое и единственное удобство, которого требуют все клиенты. Обстановка жалкая, личных вещей мало, но все перекопано и перевернуто — кто-то вывалил вещи в спешке из шкафов и чемоданов. Может быть, те же полицейские, которых, как в униформе, так и в штатском, я насчитал человек десять.

Навстречу нам двинулся достаточно молодой мужчина с достаточно длинными волосами.

— Де Анджелис. Доктор Бельбо? Доктор Казобон?

— Я еще не доктор. Только кончаю университет.

— Кончайте его, кончайте. Пока не защититесь, вас не возьмут работать к нам в полицию. Не представляете, как это увлекательно. — Вид у него был раздраженный. — Кончим, кстати, и с предварительными формальностями. Вот паспорт, принадлежавший жильцу этой комнаты, зарегистрированному как полковник Арденти. Вы его опознаете?

— Это он, — ответил Бельбо. — Но объясните мне, в чем дело. По телефону я не понял, он погиб или…

— Это я предпочел бы узнать от вас, — произнес комиссар, и лицо его передернулось. — Но вы, безусловно, имеете право на более полную информацию. Так вот, господин Арденти, именующий себя полковником, въехал в пансион четыре дня назад. Вы, наверное, отметили, что здесь не Гранд Отель. Есть швейцар, который уходит спать в одиннадцать, потому что жильцам выдаются ключи от нижней двери, одна-две уборщицы, работающие по утрам, и старый пьяница, который носит чемоданы и выпить клиентам в номер, когда они вызывают. Пьяница, повторяю еще раз, и в придачу склеротик. Допрашивать его — дикая мука. Швейцар утверждает, что у того особое пристрастие к привидениям и что он уже напугал не одного клиента. Вчера вечером, около двадцати двух, швейцар видел, как Арденти возвратился в номер с двумя гостями. Здесь можно приводить хоть по десять перелицованных шлюх, так что два нормальных человека не могли привлечь интереса, хотя швейцар утверждает, что заметил у них иностранный акцент. В половине одиннадцатого Арденти вызвал старца и заказал виски, бутылку минеральной и три стакана. Около часу, может быть в полвторого, старик услышал из двадцать седьмого, что кто-то обрывает звонок. Но судя по тому, в каком виде мы его застали сегодня, к тому моменту старичина уже здорово поднабрался какой-то дряни. Он якобы идет в номер, стучит, не отвечают, он открывает дверь универсальным ключом и видит беспорядок, а полковник лежит на кровати с вытаращенными глазами и с проволокой вокруг шеи. Тот удирает со всех ног, будит швейцара, ни тот ни другой больше идти туда не желают, хватаются за телефон, но линия повреждена. Утром сегодня линия работала превосходно. Но будем верить тому, что они говорят. Тогда швейцар бежит на угол в телефон-автомат и звонит в квестуру, в то время как старичок тащится на квартиру к врачу. В общем, они отсутствуют около двадцати минут, приходят обратно и сидят у себя внизу, перепуганные, доктор тем временем одевается и поспевает в пансион одновременно с машиной полиции. Все подымаются в двадцать седьмой номер, где на кровати никого нет.

— Как никого нет? — переспросил Бельбо.

— Вот так, трупа нет. После чего врач возвращается к себе домой, а мои коллеги осматривают то же, что видите и вы. Снимают показания с портье и с этого старика. Куда девались двое, приходившие к Арденти? А кто их разберет, могли уйти и от одиннадцати до часу, никто бы не обратил внимания. Были они еще в номере, когда туда поднялся старик? А как можно знать, он пробыл одну минуту, не заглядывал ни в кухонный угол, ни в туалет. Могли они уйти, когда эти два остолопа отправились за помощью, и вынести мертвеца? И это вполне возможно, к тому же имеется лестница, выходящая во двор, а из двора выезд на параллельную улицу. Но прежде всего, кто мне скажет, был ли на самом деле этот труп или полковник удалился до наступления ночи с двумя своими знакомыми, а остальное все старику приснилось? Швейцар твердит, что этому типу не впервой видеть призраков и что несколько лет назад он уже докладывал, будто видел одну постоялицу повешенной в голом виде, а через полчаса она спустилась из номера свежая как цветок, а на раскладушке старика был обнаружен садомазопорнографический журнал, скорее всего, у него родилась великолепная идея подсмотреть за той дамой в замочную скважину и он увидел занавеску, развевающуюся на ветру. Единственный точный факт, которым мы располагаем, это что комната в непотребном виде и что Арденти испарился. Вот я вам рассказал что мог, теперь слово за вами, доктор Бельбо. Единственный имеющийся у нас след — этот листок, найденный под столом. 14–00, отель Принц Савойский, господин Раковски. 16–00, «Гарамон», доктор Бельбо. Вы подтвердили, что он приходил к вам. Теперь расскажите, как было дело.