Арон искал подходящие слова.

— И к тому же она медсестра… По всей вероятности, женщина со своими ценностями и устойчивой моралью, независимым характером. То, что она увидела сегодня вечером, взбудоражило ее. Когда первая реакция уляжется, она начнет задавать самой себе вопросы, ломать голову над тем, что правильно и что неправильно… искать ответы. Вот тут-то она и может совершить какой-нибудь необдуманный поступок.

Гектор продолжал идти вперед, не желая поддерживать эту тему.

Они подошли к Пожарищу — маленькой площади, окруженной со всех сторон стенами домов. Здесь они остановились, и Гектор взглянул на Арона, на его посиневшее от побоев лицо.

— Ну и вид у тебя…

Арон посмотрел на Гектора:

— Зато с тобой все в порядке. — Его взгляд скользнул по грязной одежде шефа, перешел на поврежденную ногу в расколотом гипсе. — Но с этим надо что-то сделать.

Гектор не ответил, похлопал Арона по плечу и двинулся к своему подъезду.

Тот подождал на улице, пока в окне на третьем этаже зажегся свет, затем повернулся и пошел к машине тем же путем, которым они пришли.

Поднявшись в квартиру, Гектор зажег люстры во всех комнатах, опустил шторы и включил негромкую музыку. Затем открыл бутылку вина и за несколько минут наполовину опустошил ее. Почувствовал, как стресс начал потихоньку отступать.

Он позвонил отцу, они обсудили произошедшее. Адальберто попытался, как мог, успокоить сына.

Гектор заснул на диване, держа на животе старый револьвер.

София нервно перелистывала утреннюю газету, пока не нашла нужную заметку — крошечную, в нижней части листа, втиснутую среди рекламы и объявлений.

«В ночь с субботы на воскресенье в приемный покой Каролинской больницы поступил мужчина с огнестрельной раной. Его привезли на машине неизвестные, которые тут же скрылись. Ночью он был прооперирован, врачи оценивают его состояние как стабильное. Мужчине около сорока лет, полиция его пока не допрашивала».

София расслабилась, испытав огромное облегчение. Мужчина выжил.

На лестнице послышались шаги Альберта. София перевернула страницу в газете.

— Доброе утро! — поздоровался сын.

— Доброе утро.

— Ты вчера поздно вернулась?

Она молча кивнула. Альберт потянулся за коробкой с мюсли, стоявшей в кухонном шкафу на верхней полке.

— Хорошо повеселились?

— Ну да, было очень мило, — пробормотала София, уткнувшись в газету.

Всю вторую половину дня она провела в саду: выпалывала сорняки, срезала лишние побеги на розовых кустах. Птицы пели, прохожие здоровались с ней кивком или взмахом руки. Вокруг было красиво и спокойно, однако София все не могла успокоиться, не находила себе места среди всей этой идиллии.

Оставив в покое розы, она опустила секатор, понимая, что больше не может.

София уселась в шезлонг, почувствовала тепло летнего вечера, ощутила усталость, закрыла глаза и начала понемногу успокаиваться.

Ей снилось, что ее отец жив и помогает ей в тот момент, когда ей так необходима его поддержка.

— Как поездка? Все нормально?

Лежек встретил Соню Ализаде, когда та вышла в зал прибытия аэропорта в Малаге, взял ее чемодан, и оба двинулись к выходу.

Машину он поставил снаружи на стоянке такси. Кто-то крикнул ему, что там нельзя стоять. Не обратив на это внимания, Лежек открыл Соне дверь машины. Они выехали на автостраду и взяли курс на Марбелью.

Адальберто вышел ей навстречу босиком, загорелый, в белой рубашке и бежевых льняных брюках. Жидкие седые волосы были зачесаны назад, на запястье поблескивали роскошные золотые часы.

— Добро пожаловать, моя дорогая!

Как обычно, он расцеловал ее в обе щеки и повел в дом.

Их уже ждал обед: огромный стол в середине зала, занимавшего всю внутреннюю часть виллы, был накрыт на двоих. За огромными панорамными окнами плескалось море. Адальберто и Соня сели обедать.

— Как все прошло? — спросил он, разворачивая салфетку.

Она отпила глоток воды из бокала:

— Мне кажется, хорошо. Все устроено, квартира убрана, я там никогда не жила.

Адальберто прожевал кусочек, поднял глаза на Соню:

— Ты согласна пожить у меня?

Женщина кивнула.

— Очень разумно с твоей стороны доверить свою безопасность нам. Никогда не знаешь, на что способен человек такого рода. Они самые опасные — те, которые прикидываются честными.

Соня ничего не ответила на его утверждение, но внутренне согласилась с ним. На самом деле именно она должна лучше всех знать, каков Сванте Карльгрен, — сколько раз он побывал в ней! Исключительно неприятный человек. Во всем его облике и поведении сквозили холодность и пустота, каких она никогда ранее не замечала ни в одном мужчине. Казалось, ему не хватает чего-то, чем обладают прочие мужчины, словно он и не подозревает, что в мире существуют другие люди. При этом в нем есть какая-то простота и даже глупость, словно его интеллектуальных возможностей хватает только на одну задачу — носиться со своим безмерно раздутым «я».

Соня почувствовала, что безумно устала, и с благодарностью подумала о том, что может на некоторое время отдохнуть от роли проститутки. С другой стороны, у нее всегда был выбор. Именно она предложила когда-то Гектору эту идею. Гектор для нее почти брат — во всяком случае, самый близкий друг. Ее отец Дануш был импортером героина, он бежал из Тегерана, когда свергли шаха, и стал деловым партнером Адальберто. Они начали дружить семьями, и Соня, единственный ребенок в семье, не раз проводила каникулы в Марбелье у Гусманов. Те воспринимали ее как четвертого ребенка. В конце восьмидесятых ее родителей убили в Швейцарии. Соня бежала в Азию, искала забвения в кокаине, с помощью которого временами удавалось забыть о бездонном горе. Гектор разыскал ее и помог вернуться домой. Адальберто и Гектор поселили ее у себя в Марбелье, помогли снова вернуться к жизни. Позднее Гектор показал ей фотографию, где были запечатлены три трупа, лежащие на белом кафельном полу — в общественном туалете в придорожном ресторане где-то на юге Германии. У них были огнестрельные раны в голове, животе, груди, на руках и ногах. Тела были совершенно обескровленные. Мужчины являлись членами «Ндрангеты»[19]— это были убийцы ее родителей. Эту фотографию Соня всегда рассматривала с удовольствием. Сохранив ее у себя, вынимала, когда жизнь казалась слишком жестокой и несправедливой. Соне хотелось отплатить Адальберто и Гектору за все, что они для нее сделали. Когда она изложила свой план Гектору, он начал ее отговаривать — сказал, что она им ничего не должна. Однако она не уступала, что бы он ни говорил, настаивала на своем — и в конце концов реализовала задуманное. А вдруг Сванте Карльгрен окажется тем искуплением, которое избавит ее от тягостного чувства вины?