Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно ли заключить, что вы, несмотря на всемирную известность, предпочитаете оставаться в тени?
– Однозначно. Я поклонник темной стороны. Именно это разглядел во мне Жан-Батист.
– А в чем, по-вашему, отличие съемок рекламного видео от полнометражного кино?
– Мне кажется, что в таком видео нет взаимосвязи кадров или она крайне минимальна. В нем все должно работать на настроение, стиль. Поэтому единая история, свойственная полнометражным фильмам, там отсутствует. Зато есть свобода, которую я так сильно люблю.
– Джонни, если обобщать все ваши образы в кино, публичную жизнь, поступки, внешний вид, а теперь еще и начавшуюся карьеру рок-музыканта, то можно ли сказать, что вы стали профессиональным чудаком?
– Ну, это уже не мне судить. Вешать какие-то ярлыки – это удел журналистов. Я не стремлюсь быть чудаком или намеренно делать какие-то странные, по общепринятым меркам, действия. Живу как хочу, и все. Хотя, конечно, иногда задаю себе вопрос: как меня еще зовут на съемки после всего, что я натворил?
– Один Безумный Шляпник чего стоит… А есть еще Вилли Вонка, Джек Воробей, Мордехай, Барнабас Коллинс из «Мрачных теней»… Да вы даже Трампа играли в пародийном телефильме (речь о 50-минутной комедии «Искусство заключать сделки», 2016–прим.). Как все эти странные образы уживаются внутри вас?
– А вы еще забыли придурковатого детектива Гая Лапонта из дилогии Кевина Смита (имеются в виду комедийные ужастики «Бивень» и «Йоганутые», 2014 и 2015 гг. – прим.) Да, мне в последние годы дико везет на невероятные роли. Это очень интересно. В этом, конечно, большая заслуга Тима Бертона, который дал мне первую подобную роль – Эдварда Руки-Ножницы.
– Ну, с Бертоном у вас уже почти 30–летний союз… Вы можете сказать, что за это время вы оба изменились? Изменились ли ваши профессиональные взаимоотношения?
– У нас полное взаимопонимание. И, разумеется, я готов играть любую роль, которую предложит мне Тим. Даже саму Алису. Не говоря уже о Шляпнике… Тим идет на мощные компромиссы во время съемок и при этом умудряется оставаться в рамках своего уникального стиля. У нас с ним не бывает конфликтов. Хотя, признаюсь, иногда я задумываюсь: «А что если сейчас, именно в этот раз, я не смогу угодить ему?»
– Раз вы сами упомянули «Алису в стране чудес», то не могу не задать вопрос – а правда ли, что для Шляпника вы сами придумали грим?
– Не полностью. Только несколько элементов: рыжие волосы, разноцветные глаза и фиолетовые «мешки» под ними. Я предложил это Тиму еще до начала съемок первого фильма, он утвердил. Но, естественно, так было не всегда. Помню, для «Сонной лощины» я нарисовал эскиз, в котором у моего героя длинный фальшивый нос… Тим покрутил пальцем у виска и не одобрил идею.
– Последняя на сегодняшний день ваша совместная работа «Мрачные тени» вышла в 2012. Писали, что сыграть Барнабаса Коллинса было вашей многолетней мечтой. Так ли это?
– Еще с тех пор, как я был подростком. Все любили Барнабаса и я тоже. Где-то дома у меня даже есть фотография, на которой я в возрасте лет семи стою рядом с плакатом сериала. И я был инициатором проекта, купив права на экранизацию вместе с Тимом.
– Ваши дети смотрели все фильмы Бертона с их папой в главной роли? Есть ли любимый персонаж?
– Думаю, им больше нравится Эдвард Руки-Ножницы. Они почему-то его ассоциируют со мной. Они ему сопереживают, думая, что их папа по-настоящему такой одинокий. Один раз я даже видел, как Лили-Роуз плакала во время просмотра фильма по телевизору.
– Насколько сложно играть реальных, обычных персонажей, например, в фильмах «Черная месса» или «Превосходство»? После целой обоймы чудаковатых героев?
– Сложно не позволять себе вольностей, не импровизировать. Потому что в случае с «Черной мессой» я играю реально существовавшего человека и как-то менять его образ под себя нельзя. Нельзя вносить правки в сценарий, даже если сильно хочется. Нужно следовать характеру. И, конечно, это гораздо сложнее. Хотя кажется наоборот.
– Вы, пожалуй, самый часто меняющий свою внешность актер из ныне существующих. Персонажей с вашим реальным лицом, не тронутым вычурным гримом, значительно меньше. Не устали еще постоянно носить новые и новые маски?
– Я уже много раз говорил, что люблю менять внешность. Мне кажется, не меняющееся из фильма в фильм лицо может в какой-то момент утомить зрителя. Оставаться всегда одинаковым – оставаться в безопасности. А я люблю рисковать и приводить продюсеров в какое-то замешательство. Мне нравится, когда они боятся моего нового персонажа. Не в смысле страха, а в плане «примет ли его публика?»
– Джонни, как вы думаете, люди идут на концерт «Голливудских вампиров» из-за актера Джонни Деппа или послушать музыку?
– Очень надеюсь, что все-таки ради музыки. Это ж не кино. Это одна сцена, одни декорации. Здесь нужно слушать. К тому же если к нам присоединяются такие ребята, как Пол Маккартни (в одном из его последних клипов Депп вместе с Натали Портман сыграли главные роли), Слэш (Сол Хадсон) из «Guns N’Roses» или Дэйв Грол из «Nirvana», то получается вообще круто.
– В одном из интервью вы назвали музыку своей первой любовью.
– Я часто думал об этом. И иногда прихожу к мысли, что моя актерская карьера – просто отклонение от главной дороги – дороги музыканта. В юношестве несколько раз получилось сыграть в кино – и понеслось. Вырваться уже было сложно. При этом ловлю себя на мысли, что любой образ, который я воплощаю на экране, для меня сродни музыкальной композиции. Порой какие-то черты персонажа рождаются сами по себе, словно из ниоткуда. Так же как и аккорды, которые нужны для трека. Вероятно, несознательно я использую аналогичные методы что в кино, что в музыке.
– Тогда ответ на вопрос «Чем бы вы занимались по жизни вместо кино?» очевиден…
– Конечно, музыкой. Я ей и занимаюсь. Но певцом я не хочу становиться. Я люблю именно играть на гитаре. Именно в рок-группе. Ведь играть на гитаре я начал еще задолго до первого фильма. Гитару я люблю больше, чем камеру… Поэтому, кстати, на некоторые интервью я беру с собой гитару и перебираю струны. Так расслабляюсь.
– И последний вопрос. Считаете ли вы группу