Критон вернулся на свое место: его кресло скрипнуло.

– Вы все знаете моего сына, – произнес Тесей. – Его характер говорит сам за себя. Мне нечего больше добавить.

– Тогда предлагаю перейти к голосованию. – В голосе Критона впервые проскользнуло удивление.

Один за другим мужчины поднимались и опускали жетон в подготовленную корзинку. Все молчали. Говорить никто не осмеливался. Потом жетоны разложили на полу, и незнакомый мне мужчина начал нараспев подсчитывать голоса. У меня сперло дыхание. Я впервые задалась вопросом: что будет, если Ипполита признают невиновным? Тогда на возвращение домой, наверное, не стоит и надеяться.

– Виновен, виновен, виновен. Господа, вы признали Ипполита виновным в насилии над его мачехой, царицей, сорока голосами против двадцати пяти.

Воцарившаяся тишина душным одеялом легла на наши плечи и головы. Затем проигравшие осознали случившееся и громогласно заспорили. Я мучительно поморщилась от поднявшегося шума. Общество мужчин меня сильно утомило.

– Тихо! – усмирил всех Тесей. – Приведите Ипполита на оглашение приговора.

После небольшой потасовки стражники приволокли Ипполита в зал и, не высвобождая, поставили перед присяжными судьями. Должно быть, на него уставились все. Я рискнула и приоткрыла дверцу в нише, чтобы увидеть происходящее получше.

– Ипполит, господа присяжные признали тебя виновным, – тихо произнес Тесей. – Тебе есть что сказать?

Ипполит сник. Такого исхода он не предполагал. Его напряженные руки обмякли, и Тесей указал охранникам освободить сына. Они выполнили молчаливый приказ и осторожно отступили.

Ипполит мгновение стоял опустив глаза. Затем поднял взгляд на отца и прошептал:

– Папа… – Опять этот тоненький голосок мальчика из уст почти взрослого мужчины.

Тесей поднял руки – жест заботы, понятный Ипполиту, видно напомнивший ему разговор с отцом. И принц расправил плечи, выпрямился – единственный в зале, кто ростом почти равнялся с Тесеем, – заметно глубоко вздохнул и сказал поразительно спокойным голосом:

– Это пародия на правосудие, но я принимаю вердикт суда.

Он резко развернулся, оттолкнул плечами охранников и размашистым шагом вышел из зала. Охранники, призванные его удержать, лишь потрясенно смотрели ему вслед.

– Тесей… – начал Трифон, но тот оборвал его:

– Мне неинтересно, что ты скажешь, Трифон. С меня хватит твоего суда. Вы признали его виновным. Что тебе еще нужно? Кожа с его спины? Он все еще принц.

Судя по лицу Трифона, он собирался возразить, но вместо этого лишь обронил:

– Как пожелаете, ваше величество.

Грудь Тесея раздулась от гнева. Мне даже показалось, что он ударит старого советника. Но Тесей опустился на скамейку и обхватил голову руками. Видно, обдумывал возможные варианты развития событий, поскольку спустя пару минут, пока все в неловком молчании ждали его решения, он велел:

– Расходитесь.

Мужчины покидали зал с явным облегчением на лицах. В коридоре, удалившись на достаточное расстояние, начинали переговариваться, желая обсудить другом с другом то, в чем участвовали и чему стали свидетелями. Будь они женщинами, мы сказали бы, что они хотели посплетничать.

* * *

Тесей подождал, пока не опустеет зал, затем поднял голову.

– Федра, можешь выходить.

Я осталась бы, где сижу, но какой в этом смысл? И я осторожно, боясь упасть, вылезла из ниши. Тесей мне помощи не предложил.

Представ перед ним, я положила одну ладонь на спину, чтобы снизить напряжение. Должно быть, этот жест напомнил Тесею другую беременную женщину, поскольку он поднялся и придвинул мне кресло.

– Я лучше постою, – качнула я головой. – Долго просидела в неудобной позе.

– Еще не поздно, Федра, – сказал он. – Ты можешь отказаться от своих обвинений. Можешь остаться здесь или вернуться на Крит. Мне сейчас все равно.

– Не откажусь и не уеду. Я останусь посмотреть на то, как Ипполит будет наказан. Позже пусть боги поступают со мной так, как сочтут нужным. – Я говорила ровным голосом, но нотки ликования все равно прорывались. Мы столько потеряли, но в итоге победили.

– Наказан? Глупая женщина. Рассказать тебе, что будет с Ипполитом? – Тесей оскалился в усмешке, подняв верхнюю губу.

В груди похолодело, словно он вцепился пальцами в мое сердце. Внутри начал сильно пинаться ребенок.

– Ипполит будет казнен, – проговорила я. – Такова воля богов.

– Его отправят в материнское племя, – отозвался Тесей. – Там позаботятся о нем. Его соплеменники тоже предпочитают не вылезать из седла. Ипполит проведет там год или два. Вернется же возмужавшим, и знать встретит его с распростертыми объятиями. Он унаследует престол.

То, что Ипполит избежит наказания, я ясно поняла, но парализовало меня другое.

– В материнское племя? Но…

– Да, к амазонкам. Они уже согласились принять его из уважения к своей погибшей царице.

– Но они ведь женщины. – Я ждала, что Тесей возразит: мол, я не так поняла.

– И что? Я щедро им заплатил. Он будет в безопасности, ибо он мужчина.

Мне вспомнились руки, сжимающие мою шею, опрокидывающие меня в грязь.

– Не отсылай его к женщинам, – взмолилась я.

– Этих женщин нельзя назвать беззащитными, – хмыкнул Тесей и направился к двери. – Тебя, разумеется, к его возвращению здесь не будет, если не откажешься от своих обвинений.

– Что ты сказал им? – крикнула я ему в спину с последним проблеском надежды. – Они знают, за что его отсылают из Афин?

– Я сказал, что мальчик слишком чувствителен. Обожает своего коня и ни с кем больше не разговаривает. Ипполит в курсе, что должен показать себя там с лучшей стороны.

Насильника отправляют в племя ни о чем не подозревающих женщин. Да, это амазонки, но они будут не подготовлены. Они будут считать, что принимают у себя сына покойной царицы, робкого мальчика, любящего животных. Как скоро им откроется страшная правда и кому из девушек придется заплатить за то, чтобы эта правда открылась? Есть ли у амазонок, живущих вдали от мужчин, свой ночной хор?

– Подумай об опровержении, – резко сказал Тесей, прервав ход моих мыслей. – Я пойду найду сына.

Он ушел, и я осталась одна. Мне хотелось упасть на пол и разрыдаться, но такой «роскоши» я себе не позволила. Меня лихорадило от сказанного Тесеем. Такова, значит, воля богов? Чтобы Ипполит остался безнаказанным? Чтобы Тесей не страдал от утраты? Хуже того, чтобы Ипполита отправили в племя женщин, где он будет творить что ему вздумается?

Внутри разверзлась пустота. Я полагала, у богов другое на уме.

Я побрела в свои комнаты, пытаясь представить, как могут развернуться события дальше. Ипполит попытается принудить амазонку – и она пристрелит его? Такое наказание готовит для него Артемида? Он будет искать крова в пути и погибнет в доме от руки принявшего его хозяина? Подобные мысли больше не дарили мне утешения. От созревающего в голове неприятного осознания довольно сильно болело в животе и кололо в боку. Ощущение было столь явным, что я положила туда руку и встала как вкопанная, почувствовав под ладонью пяточку. О себе напомнил ребенок. Надежда матери. Я прижала ладонь к животу и поспешила к себе, не желая быть кем-то увиденной. Не желая делиться ни с кем этим драгоценным мгновением.

После, кажется, вечности блужданий по коридорам я вернулась в свои покои, толкнула дверь, жаждая поскорее войти, прилечь на постель и полюбоваться тем, как крошечная ножка танцует у меня внутри. Что-то было не так. И я замерла в нерешительности. На столе лежал небольшой кусок мяса. Подношение от служанок? Но тогда мясо приготовили бы. Этот же кусок был сырым, с него все еще капала на стол кровь. Нет, женщина бы такое не принесла. Ребенок замер внутри, убрав из-под ладони ножку. Я заставила себя шагнуть в комнату, пройти мимо огромного стола и отворить дверь в свою спальню.

На миг глаза увидели прыгунью через быков – ее поникшее тело на рогах быка, тонкую струйку крови. Затем зрение прояснилось, и я поняла, что на кровати скрючилась не она, а женщина постарше и покрупнее, с огрубевшими от работы руками. Ее кожа приняла голубоватый оттенок. В безмолвном крике распахнулся рот. Грудь разворочена – из нее вырезан кусок мяса, что лежит на столе.

Я не торопилась: зачем? Я медленно подошла и взяла в ладонь ее ледяную руку.