– Ты ведь сама в это не веришь? – шепнули рядом.

Я обернулась и увидела служанку Медеи, которая помогла Федре той ужасной ночью вернуться во дворец. Она вцепилась в ковш и прижимала его к себе так, словно искала в нем опоры.

– Не так чтобы очень, – осторожно заметила я. – А ты?

Она покачала головой.

– Я сказала Медее, что нужно уезжать отсюда. Здесь небезопасно.

Я оглядела ее маленькую, скорее детскую, чем женственную, фигурку и горько спросила:

– А где нам будет безопасно? Мы всего лишь женщины.

Трифон

Судебное заседание прошло ожидаемо средне, но, к счастью, победить в этой битве мы рассчитываем не благодаря мастерству ораторского искусства. Выступление Критона отдавало равнодушием. Не подкупили ли его? Возможно, Федра была права на его счет. Ипполит бушевал и ярился, молодняк улюлюкал и свистел, будто находился не в суде, а на состязаниях борцов. Часть зрелых мужей, видя подобное поведение, уверилась в том, что Ипполит – обычный горячий юнец и проступок его – чуть больше чем мальчишеская шалость.

А что же Федра? Она вела себя с достоинством, этого у нее не отнять. Но описание произошедшего далось ей так тяжело, что к концу истории она сидела без кровинки в лице. Кто-то из присяжных даже удивился вслух: к чему спать с такой, когда во дворце полно красивых служанок? Обращение Тесея к Федре «ваше величество» звучало столь насмешливо, что никто из присутствующих не сомневался: царь не считает ее ни женой, ни царицей. В общем, не очень удачный день. А теперь еще Критон выдумал вызвать в свидетельницы эту ужасную женщину, служанку Федры, Кандакию.

Я окликнул идущего впереди Критона. Он остановился и терпеливо подождал меня, а потом тихо сказал:

– Я к царице. Ты, верно, захочешь присоединиться?

Я кивнул. Мы шли молча, пока не обогнали остальных присяжных. Затем я взорвался:

– Это что такое было сегодня на суде? Я думал, ты на нашей стороне!

– А я не знал, что ты принял чью-то сторону, – сверкнул на меня карими глазами Критон. – Я полагал, ты действуешь в интересах Афин.

Я фыркнул. Может, именно такими словами я и апеллировал при царе, но не желал слышать их в ответ от юнца вроде Критона.

– Трифон, наша сторона слаба, – сказал он. – И противостояние знати не поможет делу.

– Тебе привычно выступать перед царем, – отозвался я. – Ты просто пытаешься не потерять благосклонности Тесея. Но у Тесея всего один голос на суде.

– Ты знал, что Миноса зовут царем чести и справедливости? – проигнорировал мое высказывание Критон. – Он известен как справедливый и беспристрастный судья.

– И что с того? – грубовато спросил я.

– У Тесея нет такой репутации. Но, я уверен, заслужить ее он желает. Ты считаешь меня неопытным в судопроизводстве, Трифон, но я уже десять лет разбираю дела перед афинскими царями.

– Ну вот ты снова. – Я понизил голос, поскольку мы достигли коридора, ведущего в покои Федры. – Ты выступаешь не перед царем, а на суде присяжных.

– Перед царем или нет, никому не понравится, если к вердикту его будут подталкивать насильно, – отозвался Критон, опустив голову, чтобы не удариться о балку. Мне не пришлось пригибаться, что не прибавило хорошего настроения. – К правильному вердикту нужно подводить бережно и осторожно, чтобы каждый из присяжных верил: он сам к нему пришел. Аргументы у нас слабенькие, но с должной осторожностью мы подведем присяжных к нужному нам вердикту.

– Надеюсь, ты прав.

Мы постучали в дверь принцессы. Она отворила ее сама, с молочно-белым лицом. Я взял ее за руку.

– Моя дорогая, – сказал мягко, – сегодня вы прошли суровое испытание. Самое худшее позади.

– Это не совсем так, – возразил Критон привычно тягучим голосом. – Ее могут подвергнуть перекрестному допросу. Замалчивать это не имеет смысла, – добавил он, встретив мой сердитый взгляд. – Если ее не подготовить, она растеряется и спутается.

– Нам стоит войти внутрь, а не обсуждать это на пороге, – поспешно заметил я.

Только войдя в главную комнату, я вспомнил, что у так называемой царицы в распоряжении лишь два кресла. Критон занял одно, и я бы с радостью занял второе, но отказался от этой мысли, посмотрев в бескровное лицо Федры. Я усадил ее в кресло, и она не противилась. Дурной знак.

– Ваше величество, вы ели? – спросил я.

Она покачала головой.

– Кандакия готовит для меня критские деликатесы, но мне кусок в горло не лезет.

При воспоминании о критских сладостях меня передернуло.

– Хотите, я велю своему слуге принести вам йогурт или мед? После тягот порой лучшая пища – скромная еда.

Глаза Федры выдавали, что мое предложение соблазнительно, но она вновь отрицательно покачала головой.

– Мне не хотелось бы обижать Кандакию.

– И не стоит. Завтра она даст показания в вашу пользу, – заметил Критон, наклонился вперед и потер ладони. Будничные хлопоты его утомляли, и он предпочел бы приступить к обсуждению дела.

– Это обязательно? – спросила Федра. – Кандакия – просто служанка. Она много лет служила моей матери. Ей будет неловко выступать перед таким количеством мужчин.

– Я не вижу иного способа выиграть наше дело, – ответил Критон, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу.

На лице Федры отразилось отвращение, однако она быстро совладала с собой.

– Я чувствую себя обязанной ей. Кандакия здесь исключительно из-за меня. Я против того, чтобы она давала показания.

– Уверен, на суде ей не будет так тяжко, как вам, – вмешался я. – Она всего лишь расскажет об увиденном. Переживать случившееся заново ей не придется.

Федра по-прежнему выглядела неубежденной. Мы с Критоном вдвоем доказывали ей, насколько важно выступление служанки для нашего дела, и в конечном итоге она согласно кивнула.

– Вам нужно подготовить ее? – спросила принцесса Критона.

– Нужно. Но мы можем сделать это завтра утром. Судебное заседание начнется не раньше полудня.

– Молодое племя будет в восторге, – мрачно заметил я. – Юнцы любят поспать.

– Как и я, – отозвался Критон, встал и потянулся. – А вам, госпожа, требуется больше сна, чем кому-либо из нас. Прошу вас, выспитесь хорошенько. Я понимаю, для вас происходящее – жуткое испытание, но вы еще очень юны. Сон в вашем возрасте исцеляет многие раны.

Мне к этому нечего было добавить, поэтому я сжал ее ладошки в своих руках и тихо произнес:

– Осталось совсем чуть-чуть.

Покинув покои Федры, я пошел в свои комнаты – провести очередную ночь без сна, что свойственно пожилым людям.

Федра

После ухода Критона и Трифона я ходила по главной комнате из угла в угол. В голове эхом звучали крики друзей Ипполита, называвших меня ужасными, неслыханными словами. Как мама выживала все эти годы, обвиняемая в подобном же, если не хуже? Казалось, я больше и дня не выдержу в этом дворце.

И привлекать к судебному процессу Кандакию бесчеловечно. Легко Трифону и Критону рассуждать о речи служанки на суде. Они видные мужи мира, привыкшие выступать на общегражданских собраниях. Кандакия же – обычная женщина. Я должна была оградить ее от этого. Никудышная я царица.

Досадуя на себя, ругая за малодушие, я услышала стук в дверь. Ожидая увидеть вернувшегося Трифона, приняла благожелательное выражение лица и отворила дверь. Скорее всего, Трифон тоже недоволен работой Критона и пришел обсудить ее со мной наедине. Но, к моему безграничному удивлению, на пороге стоял Тесей.

В коридоре раздавались удаляющиеся шаги. Уходил мой охранник – то ли по приказу Тесея, то ли не желая иметь никакого отношения к тому, что здесь произойдет. Хотелось бежать за ним и умолять остаться. Но какой в том прок? Охранник не станет защищать меня от Тесея и свидетельствовать против Тесея тоже не будет. После ухода Трифона я осталась в покоях одна и только сейчас осознала это.

Я таращилась на Тесея, приоткрыв рот, как деревенщина. Опомнившись, взяла себя в руки и жестом пригласила Тесея в главную комнату. Он вошел, огляделся и, в свою очередь, устыдился.

– Добро