– Она что, тебя бросила?

– Похоже на то.

– Не переживай, всё образуется. Поехали, я подброшу тебя до дома.

– Спасибо, Ева, но я подожду. Мне просто необходимо поговорить с ней! Я должен объяснить, что происходит со мной, что я чувствую! – Он был в отчаянии.

Я щёлкнула сигнализацией и распахнула для него дверцу со стороны пассажирского сидения:

– Садись.

– Но…

– Самое худшее, что ты можешь сейчас сделать, – это пытаться с ней поговорить. Не нужно её торопить, а тем более – требовать. Садись, и я научу тебя, что нужно делать.

Не совсем довольный происходящим, Влад бросил последний печальный взгляд на горящие вдали окна первого подъезда и сел. Закрыв за ним дверцу, я устроилась на своём месте, скинула туфельки, надела балетки, лежавшие под сидением, и завела автомобиль.

– Значит, я ей не нужен, да? – спросил он, когда мы выехали на улицу.

– Нужен, просто она сама этого ещё не знает, – объяснила я, – дай ей время. Она должна понять, что с тобой ей гораздо лучше, чем без тебя.

– Но как?

– Сделай вид, что тебе и без неё хорошо. Не звони, не пиши, а при встрече надевай маску равнодушия. Это её заденет.

– Это точно подействует?

– Слово тебе даю! – заверила я, – ты выбрал себе прекрасную, достойную девушку, так не жалей сил и средств, чтобы её завоевать. Вот только в этом случае нужна хитрость. Наберись терпения и жди, пока она сама не клюнет на твой крючок.

– А если она забудет обо мне?

– Она любит тебя.

– Тогда она может подумать, что я подлец, который сначала крутил с ней роман, а теперь не обращает на неё внимания.

– Послушай, Владик, – не выдержала я, – я знаю свою подругу много лет. Я знала всех мужчин, с которыми она встречалась. Последний час я провела с ней, обсуждая тебя. Поверь мне, стоит подождать где-то месяц, а потом уже действовать. Хорошо?

– Хорошо, – сказал он, заметно повеселев, – я доверюсь тебе, куда деваться!

Темнота. Пытаясь подняться, я навалилась на стену и ободрала плечо. Мешало головокружение. Когда я очнулась, поняла, что руки на этот раз скованы наручниками впереди. А это значило, что меня не держит возле себя горячая батарея, и я могу даже ощупать своё лицо. Эта мысль словно пронзила сталью мой мозг. От радости мне захотелось поскорее встать, но не тут-то было!

Чудовищная слабость не позволила мне встать даже со второй попытки, поэтому, подышав пылью, извиваясь, как червяк, я всё-таки умудрилась удержаться на четвереньках. Осторожно вытянув руки, нащупала кувшин с ржавой водой и приникла к нему губами. В голове немного прояснилось. В комнате по-прежнему царила адская жара.

Что же он собирается со мной делать? Ему так нравится подчинять людей, обладать ими. Я представила, как он подходит ко мне, снимает футболку, джинсы, дышит перегаром мне в лицо, а потом целует, раздвигая своим языком мои губы и наваливается всем телом, сдирая с меня трусы. А мне приходится молчать, чтобы сохранить свою жизнь. Я затрясла головой от отвращения.

Вспомнив подробности недавнего события с погребением, я утвердилась в решении бежать любой ценой. От этого у меня даже прибавилось сил.

Превозмогая боль, я встала, отчего перед глазами расплылись синие круги. Лучше, пожалуй, держаться за стену. Исследуя её шероховатости, я пошла в том направлении, где должна была находиться дверь.

Когда я выберусь отсюда, обязательно ещё раз побываю в Питере. Да что там Питер, ведь на свободе нет преград… Махну в Лос-Анджелес! А ещё открою свой ресторан. Или книжный магазинчик. Всегда мечтала. А ещё поем клубничное мороженое и попрошу прощения у всех, кого обидела!

Да!

Боль подстёгивала меня, заставляла напряжённо думать, искать выход. Уже не хотелось мыться, стало всё равно. Я прощупывала каждый сантиметр стены. На всякий случай. Внутренний голос подсказывал, что нужно торопиться. Я ухватилась за ручку двери, дёрнула, ещё пару раз, никакой надежды. Заперто. Через крохотную щель тянуло свежим воздухом, но увидеть ничего не удавалось. Опять стало больно и страшно. А что если он никогда больше не вернётся? Тогда мне придётся погибнуть. Как страшно быть похороненной заживо… Возможно, люди найдут здесь когда-нибудь то, что от меня осталось. Мои кости. И никаких документов. Господи… Нужно хотя бы нацарапать своё имя на стене.

Я опустилась на корточки возле двери и начала прислушиваться к звукам в тишине. Ничего. Абсолютно ничего. Только я и непроглядная темнота. От злости захотелось разнести на части всю комнату, вырвать из стены батарею и вогнать её этому уроду прямо в глотку, да по самый желудок. Пусть жрёт, тварь.

Борясь с отвращением, я начала ощупывать пол, грязный и местами склизкий, в надежде найти хоть какой-то путь к свободе. Мне попадались только крошки, шерсть, мусор, травинки, волосинки и прочая гадость. Я продолжала водить руками по полу. Отряхивала их и снова водила. Ползала в поисках призрачной надежды, как грязная подвальная крыса, вынюхивала и наконец-то нашла.

Маленький, согнутый в виде буквы «Г» и металлический предмет. Тяжело дыша, я очищала пальцами от пыли и мелкого мусора свою находку. Это был гвоздик или, скорее, саморез. Не знаю, как, но он мне обязательно поможет! Я жива, а значит, шанс ещё есть. Но вдруг мне почудилось, что я слышу его шаги. Накатил страшнейший приступ паники. Кровь в голове закипела, а сердце забилось, готовое взорваться.

Дрожащими руками я пыталась затолкать находку в задний карман джинсов, которые уже болтались на моих бёдрах. Давай! Давай! Ну давай же! В горле пересохло и саднило, словно пришлось проглотить сотню иголок. Только я засунула саморез в карман и отступила в ту часть комнаты, где, по моим расчётам, находилась подстилка, ключ в замке повернулся, и он вошёл.

От яркого света пришлось зажмуриться и отойти к стене.

– Садись, – в его руках была железная миска с чем-то жидким.

– Привет, – попыталась улыбнуться я и тут же поняла, что делаю ошибку. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Держи, – Гена протянул мне миску.

Я села на матрац и вытянула руки. Он поставил на них миску, которая оказалась холодной.

– Открывай рот, – Гена зачерпнул алюминиевой ложкой серую жидкую массу и протянул мне.

Я облизнула разбитые губы и открыла рот. На вкус эта мерзость походила на холодную тугую овсянку без соли и сахара. Пришлось проглотить. Он, не отрываясь, следил за мной.

– Спасибо, – прошептала я, закончив есть.

– Пошли, – он впился пальцами в моё предплечье, оставив там багровые следы, – помоешься.

– Хорошо, – согласилась я, заранее зная, что выбора нет. Однако всё моё существо ликовало в надежде на побег.