До края крыши оставалось метров двадцать, Никита оглянулся и вдруг завопил, схватив меня за плечо:

– Стоять!!!

Он дернул так, что я упал, и сам повалился рядом.

– Ты что?! – заорал я, а он в ответ выкрикнул:

– Не дергайся!

Мы оглянулись – вертолет был уже над крышей. Должно быть, пилот не ожидал, что мы вдруг остановимся, и потому вновь не попал. Но во второй раз он воспользовался не ракетами в контейнерах, а «Иглой».

Боевая мощность у нее такая, что ракета пробивает броню тяжелого танка. Если бы мы бежали дальше, она ударила бы в крышу у наших ног, и души двух отчаянных сталкеров воспарили бы к небесам, оставив бренные тела внизу, – а так с раздирающим уши ревом «Игла» пронеслась над нами.

Ракета с кумулятивным зарядом и сверхтвердым сердечником, пробив бетон, взорвалась. Сквозь грохот я не услышал крика напарника, но он вновь схватил меня, поднимая навстречу волне раскаленного воздуха. «Игла» долбанула крышу далеко впереди, метрах в пяти от края. Теперь фонтан осколков оказался не таким мощным, ведь там не было будки, лишь бетонная плоскость, в которую ракета вонзилась, как гвоздь в фанеру.

Цех содрогнулся. Мы влетели в облако пыли и дыма, кашляя, побежали сквозь него. Крыша накренилась, и я упал. Всё зашаталось; плохо понимая, что происходит, я попытался уползти назад, но провалился куда-то. Застучали, осыпаясь, куски бетона – и часть здания обрушилась.

Под нами образовалась наклонная крошащаяся поверхность, за краем ее, гораздо ближе, чем раньше, виднелась труба конвейера. Впереди «крокодил» разворачивался в опасной близости от соседнего цеха.

У нас не было времени, чтобы толком разбежаться и оттолкнуться, поэтому важнее оказался вес, а не сила. Никита сильнее меня, но и куда тяжелее…

Я прыгнул дальше.

И упал грудью на трубу – зубы лязгнули, выставленные вперед локти врезались в доски, из глаз посыпались искры. Мгновение я висел, потом стал соскальзывать, но успел забросить ногу и уселся верхом. Напарник, не долетев до конвейера какой-то метр, с ревом зашел на посадку по крутой глиссаде – хотя я бы назвал его траекторию не посадочной, а аварийной. Я начал съезжать, улегся, обхватив трубу руками и ногами, скосил глаза, ожидая, что увижу мертвое тело, распластанное на асфальте далеко внизу…

Но там была паутина.

Не знаю, из чего состоит эта странная аномалия. Волокна воздушной паутины прочны – порвав верхние слои, Никита застрял. Забился, проваливаясь локтями и коленями, попытался встать, не смог и пополз. Вокруг качались слезы мрака, скользили по волокнам, будто десятки маленьких черных паучков, со всех сторон приближаясь к огромной жирной мухе.

– Осторожно! – заорал я.

Вряд ли он расслышал: вертолет как раз пронесся над нами.

Пилот не мог предвидеть, что мы прыгнем, рассчитывал накрыть третьим залпом на крыше – и не смог. «Крокодил» исчез за соседним цехом. Никита сумел встать и шел по паутине, как по хлипкому подвесному мостику, раскачиваясь, хватаясь за волокна, то и дело проваливаясь, лавируя между скользящими артефактами. Он задрал голову, увидел меня и тут же рванулся в сторону, когда одна из слез чуть не коснулась его. Впереди висела большая сфера вроде той, что мы видели в башне, она медленно ползла к напарнику.

Я махнул ему, немного съехал и покрепче вцепился в доски. До верхнего конца конвейера недалеко, а до цеха, из которого он выходит, – метров двадцать. Главное, там некуда спрятаться, даже если смогу съехать на заднице – упрусь в стену без окон. А вертолет сейчас разворачивается, чтобы вновь атаковать нас, и на этот раз пилот, если он не полный имбецил, поступит умнее: зависнет в стороне, нормально прицелится…

Глубоко вздохнув, я вскочил и рванулся вверх по наклонной плоскости.

Ребристые подошвы армейских ботинок почти не скользили по доскам, но квадратная труба шла под крутым углом, долго бежать невозможно. Сила земного тяготения вцепилась в меня и потянула вниз, с каждым мгновением все настойчивее. Еще шаг, еще… Рокот нарастал. Еще – хоть немного, хоть пару метров… Ну, давай же! Я уже высоко, ветер свистит в ушах, вертолет налетает сбоку, но до конца конвейера осталось совсем немного…

Скорострельный пулемет на носовой турели загрохотал, и в трубу ударили пули.

Зазвенело стекло, затрещало дерево. Труба содрогнулась, я упал и перевалился через край, взмахнув руками. Стенку возле плеча размолотило в труху. Оконная рама разлетелась щепками, пыльное стекло взорвалось. Повиснув, я отвернулся, чтобы осколки не попали в глаза. Очередь ушла вверх, и вертолет рокочущей тенью пронесся над головой.

Пальцы заскользили. Я качнулся, коленями выбил остатки стекла и пролез внутрь, разорвав куртку.

Узкое наклонное помещение, перекладины-ступени на дощатом полу, резиновая лента конвейера на валиках, местами порванная, лохматая… Пыльно, душно, тепло. Сквозь щели бьют косые желтые лучи.

Равномерный хруст винтов звучал приглушенно. Стоя на четвереньках сбоку от конвейера, я поглядел вниз, потом вверх. До основания, то есть проема в стене цеха, куда погружался наклонный коридор, было далеко. К тому же там темно, не видно, есть ли выход или давно заколочен. До верхнего конца – метров десять, не больше. И все равно – зачем мне туда, это же тупик…

Куртка висела лохмотьями, я снял ее и поднялся, горбясь. Во весь рост не выпрямиться – голова упрется в потолок. Рокот «вертушки» звучал на одной ноте, не стихал и не усиливался. Сквозь проломленное окно виднелась искореженная крыша цеха, где мы провели ночь, с дырой на месте будки.

Под курткой на мне был жилет из крепкой черной кожи, с карманами и ремешками, «файв-севен» висел на своем месте в кобуре на боку. Я завязал рукава куртки на поясе и повернулся, чтобы сбежать вниз, но тут рокот винтов усилился. Загрохотало, трассы очередей прошили трубу ниже меня. Полоса разрывов пошла вверх, взламывая стенку, и я рванулся прочь от нее.

Одно за другим разлетались тусклые стекла. Летели щепки, бронебойные пули навылет пробивали дерево, за ними из дыр выстреливали пыльные столбики солнечного света. Я бежал, пригнувшись, а труба ходила ходуном, раскачивалась, меня бросало то на стенку, то на конвейер, полоса разрывов догоняла… Последняя пуля пронеслась у самой спины – и все смолкло.

Вернее, смолк грохот «ГШГ-Ультра» и шипение быстро вращавшегося четырехствольного пулеметного блока, но не рокот винтов. Он накатил волной, тень скользнула по трубе – и вновь стало светлее.

Я остановился у конца конвейера. Посмотрел вниз, увидел дощатый колодец и, далеко-далеко, отверстие в крыше цеха.

Рокот вновь стал громче – вертолет приближался.

Растопырив руки и ноги, я спускался по душной трубе. Проникающие сквозь щели лучи расчертили ее тусклыми полосами. Несколько секунд назад «крокодил» пролетел надо мной без единого выстрела – кажется, пилот не понимал, где я. Он мог подорвать всю постройку выстрелом ПТУР или залпом неуправляемых ракет, но почему-то не делал этого. То ли боезапас экономил, то ли тот вообще закончился… То ли был уверен, что промахнется? Какой-то бездарный пилот нам с Никитой попался, создается впечатление, что не профессионал, – и это единственное, что радовало в данной ситуации.