Она надела халат и спустилась по лестнице. На сей раз Анри последовал за ней, скребя когтями по дощатому полу.

– Арман?

В гостиной было темно, но в кабинете горел свет.

– Я здесь, – раздался знакомый голос.

– Есть что-нибудь? – спросила она.

– Кое-что, – откликнулся Жан Ги. Он отступил в сторону, чтобы теща могла увидеть экран. – Так мне кажется.

Гамаш предложил ей стул.

Рейн-Мари села и посмотрела на монитор.

– «Это космический», – прочитала она. – Я не понимаю. Может, он хотел написать «комический»?

Арман и Жан Ги смотрели на короткое послание с тем же недоумением, что и она.

Констебль Стюарт ответил Гамашу двумя словами.

«Это космический».

Прошлым вечером Роберт Стюарт сидел в пабе, когда заверещал его айфон. Он запрограммировал его так, чтобы он верещал по-разному в зависимости от того, кто пытается с ним связаться.

Это явно была служебная почта, и в обычных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло проверить, что там пишут, но парень, сидевший рядом с ним у стойки бара, достал его рассказами о том, как его облапошили с какой-то налоговой декларацией.

Стюарт поднял свой айфон и извиняющимся взглядом посмотрел на соседа, который, впрочем, не обратил на него внимания, продолжая молоть языком. Стюарт взял айфон и свою пинту и нашел место в тихом уголке.

Послание пришло от канадца. Франкоязычного парня со странным акцентом. Вряд ли там что-то важное.

Констебль Стюарт отложил айфон в сторону. Электронная почта дала ему возможность вежливо уйти от зануды за стойкой. Сообщение может подождать до утра.

Он отхлебнул пива и огляделся, но его взгляд помимо воли возвращался к поцарапанной деревянной столешнице. Наконец он взял айфон и открыл письмо. Глаза его слегка расширились от любопытства, а потом он открыл приложения.

Быстро прокручивая картинки, он разочарованно качал головой. В искусстве он почти ничего не понимал, но дерьмо узнавал сразу, стоило его увидеть. Хорошо, что «Эппл» еще не научился передавать на расстояние запахи.

И все же, все же… В одной картинке было что-то особенное. Этот канадец, отставной следователь полиции, не просил его оценивать искусство. Просто спрашивал, не увидит ли Стюарт где-то здесь знакомое место.

Ничего такого он не увидел. Говоря по правде, он и мест-то тут никаких не увидел. Только брызги яркой краски.

Кроме одной картинки. На ней тоже была яркая краска, но и кое-что еще.

– Эй, Дуг, – поманил он своего знакомого. – Посмотри-ка сюда.

Дуг взял телефон, но никак не мог сфокусировать взгляд.

– Это что за фигня?

– Ты ничего не узнаёшь?

– Узнаю головную боль. – Он пихнул телефон по столу назад к Стюарту.

– Посмотри-ка еще раз, ты, хрен моржовый, – сказал Стюарт. – Мне кажется, я знаю это место.

– Это место? – Дуг снова взглянул на экран телефона. – На земле? Несчастные жители.

– Не просто на земле, а по нашей дороге.

– Ты рехнулся, – пробормотал Дуг, изучая картинку. Потом его глаза расширились, и он посмотрел на Стюарта. – Размышления, приятель.

– Ну да, – подтвердил Стюарт. – Мне тоже так показалось. Это космический.

На следующее утро Стюарт встал пораньше и проехал шесть миль на север. Солнце только вставало, выжигая туман, когда констебль остановил машину и вышел.

Он надел резиновые сапоги и взял с собой телефон. Разглядывая фотографии, присланные из Канады, констебль Стюарт зашагал по траве.

Стоило ему сойти с дороги, как земля зачавкала под ногами, и вскоре он оказался в овраге, заполненном испарениями и туманом. На нем был свитер, но констебль пожалел, что не надел что-нибудь потолще, поплотнее. И еще пожалел, что отправился сюда один.

Констебль Стюарт не был склонен поддаваться игре воображения. Ничуть не в большей мере, чем любой другой кельт. Но пока он стоял там, весь мир, как и сам констебль, лишился красок и вернулись вурдалаки из сказок, которые ему рассказывала бабушка по материнской линии. И все предостережения, какие он слышал от дедушки по отцовской линии.

Древние призраки, неприкаянные души, злобные колдуны вернулись. Они забрали все краски из мира и обступили констебля в сгустившемся тумане.

«Ну-ка, соберись, – сказал он себе. – Быстро сделай дело и возвращайся домой, чтобы выпить кофе и съесть бутерброд с беконом».

Одна лишь мысль о бутерброде с беконом подняла ему настроение; он шел сквозь туман, делая вид, что ему весело, осторожно проверяя ногами землю перед собой.

Он держал перед мысленным взором образ бутерброда с беконом, словно талисман. Оберег. Эквивалент распятия, какое когда-то носила его бабушка.

Вытащив айфон, он остановился, чтобы отправить послание парню в Квебеке.

«Это космический», – набрал он, а дальше не успел.

Его нога заскользила по траве, мокрой от росы. Он всплеснул руками, стараясь вернуться назад во времени. Туда, где он еще не оступился. Туда, где он еще не пришел сюда. Туда, где он еще не принял решения посетить это забытое богом место.

Правая нога потеряла опору. Потом левая. Пальцы разжались, и айфон выскользнул из них. Полетел по воздуху, где его в тумане наверняка поймают упыри. Какое-то мгновение констебль Роберт Стюарт висел в воздухе. Падал.

А потом упал, больно ударившись о землю, отчего у него выбило воздух из легких. Все вокруг превратилось в мешанину образов и ощущений, пока он, потеряв ориентацию, скользил, кувыркался, падал вниз по склону. Пытался ухватиться, уцепиться за что-нибудь руками. Но мокрая трава выскальзывала из пальцев.

Он катился, скользил вниз. Чем закончатся его кульбиты? Ударом о дерево? Падением в пропасть?

И вдруг, так же неожиданно, как началось, все и прекратилось. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он больше не двигается. Голова у него кружилась, перед глазами все расплывалось, тело и мозг существовали раздельно.

Констебль Стюарт лежал без движения. Все закончилось.

Но тут его охватила паника. Ничего не закончилось.

Его глаза расширились. Рот широко раскрылся.

Он не мог двигаться и не мог дышать. Он был парализован. Прямо перед его глазами росла высокая трава. Он знал: это последнее, что он видит в жизни. Травяные деревья.

Сейчас он умрет. У него сломана шея. У него внутреннее кровотечение. Он умрет в овраге. И найдут его не сразу. Может, через несколько недель. А когда найдут, его невозможно будет узнать. Он повидал немало таких тел. Они казались ему нереальными. Скоро он сам станет нереальным.

Для него, конечно, устроят государственные похороны. На гробе будет лежать флаг Шотландии. Его скорбящая вдова, друзья, коллеги будут петь «Цветок Шотландии»[53]. Безутешные, они…