у тебя Ленская в гостевой комнате в ожидании жаркой ночи, а несколько минут назад ты вспоминал Айлин, как лучшую девушку во вселенной. Вот теперь на уме Ковалевская. Имей совесть!». Но тут же я ответил собственному, возмущению: «Нормально все. Такова моя природа. Я же не виноват, что природа сотворила меня с таким большим сердцем — в нем есть место многим. Пусть стыдятся те, у кого с этим вопросом проблемы». Эх, люблю эту хитрую софистику, а разговоры с самим собой бывают так увлекательны и смешны.

Насытившись видом после пожара, поковырявшись в уцелевших вещах, я отправился на беседу с мамой, приблизительно понимая, о чем сейчас пойдет речь. У меня даже был соблазн захватить с собой останки сведений о Майкле, собранных Скуратовым, но увы — полезного там осталось мало: лишь фото бритиша, обгорелое по краям, и средина листа с записями, где с большим натягом можно понять, что Майкл интересуется древними виманами. И не время сейчас предъявлять маме обвинения в адрес Майкла. Когда она начнет возмущаться насчет ночлега у нас Ленской, сказать ей в ответ, что-то вроде: «А ты сама такая — тоже плохо себя ведешь» — это детская глупость. А я же взрослый.

Я вошел. Мама стояла возле зеркала, расчесывая волосы. Бросив расческу и повернувшись, она сразу сказала:

— Саша! Вот только не говори мне сейчас, что ты взрослый! Все это я слышала много раз. Объясни мне, что происходит! Недавно ты ночевал с Талией. Особо замечу: в одной постели! Теперь ты привел виконтессу Ленскую. Я очень хорошо знакома с ее мамой. Знаешь, какой у меня соблазн? Спросить Ирину Семеновну, знает ли она, что ее дочь собирается ночевать у нас вместе с моим сыном. Ирина Семеновна очень воспитанная женщина, женщина строгих правил. Как ты думаешь, что она ответит?

— Мам, не надо! Пожалуйста, не надо! — я несколько не ожидал такого поворота. — Тем более не надо предавать доверившихся людей. Это очень нехорошо.

— А хорошо приводить в дом каждый раз новую девушку и проводить с ней ночь? — она взяла с тумбочки бокал с пивом, но, не поднеся ко рту, с раздражением отставила и достала из ящика коробочку «Госпожа Алои».

— Мам, Светлана будет спать в гостевой комнате… — начал было я, понимая, что отговорка совсем глупая.

— Да, конечно. Твоя же комната сгорела. Мне интересно, где будешь спать ты? Иди в гостиную, спи там на диване. Или ложись на этом диване, — она указала на свой широкий, стоявший у окна.

— Мам, ну не сердись. Это же молодость. Будь снисходительна, — обнял ее и поцеловал в щеку. — И, пожалуйста, не говори ничего родителям Светы. Для них она осталась ночевать у каких-то там сестер.

— Саша, а дальше? Что будет дальше? Завтра ты приведешь на ночь Ольгу Ковалевскую? — она чуть расслабилась, чувствуя мою магию «Капель Дождя».

— А тебя это тоже расстроит? Мне она очень нравится уже не первый год. Ты же знаешь. Я, возможно, женюсь на ней, — видя, что графиня собирается закурить, я тоже достал сигареты.

— Жениться на княгине Ковалевской? Как я понимаю, на Ленской ты тоже собираешься жениться? — язвительно спросила Елена Викторовна.

— Возможно, когда узнаю ее получше, — я щелкнул зажигалкой и поднес ее к кончику сигареты графини.

— Это ненормально, Саш. Очень ненормально! У порядочного мужчины должна быть только одна жена, — она прикурила.

— У Перуна их много, у нашего императора Филофея Алексеевича две, у его отца было три… — начал перечислять я.

— Но ты не бог и не император, — нетерпеливо прервала она меня. — У всех нормальных мужчин, которых я уважаю, была и есть только одна жена. У графа Голицына одна, одна у князя Ковалевского, и твой отец всю жизнь любил только меня, даже не помышляя ни о какой другой!

Боги! Чисто женский эгоизм в самом махровом виде! Отец всегда был увлечен работой, он не видел ничего вокруг, кроме виман и их древней истории. В то время как моя мама нет-нет, развевала скуку поездками на вечеринку к барону Евстафьеву. Не могу сказать, что она изменяла отцу, но уже тогда с Евклидом Ивановичем отношения у нее были более чем дружеские — об этом мне ни раз нашептывала Талия.

— Мам, а как насчет того… — я замялся, думая, стоит ли ей об этом напоминать. И напомнил: — Того, что ты рассматривала вариант, стать женой барону Евстафьеву? Замечу: второй женой. Тебя сдержала лишь потеря графского титула. Так же? — проявляя еще больше нахальства, я прикурил свою сигарету.

— Саша! Что это за претензии⁈ — от возмущения графиня даже задышала чаще. — Я не собиралась за него замуж! На этот счет начала распускать слухи Светлана Ионовна. И я уже три раза тебе говорила, не надо мне напоминать о Евстафьеве! Иногда ты становишься невыносимым! И мне кажется… — она замолчала недоговорив.

— Что тебе кажется? — я подошел к окну, отдернув штору, впуская больше свежего воздуха.

— Что в тебе сплошной Астерий! Ты ведешь себя возмутительно! — она сжала губы, и на ее глаза навернулись слезы. — Будто ты не мой сын!

— Мам, ну прости, — я вернулся к ней, взяв ее ладонь. — Как ты можешь так думать? Ты просто вспомни… Вспомни, как мы уплыли с тобой на яхте без папы. Помнишь? Больше суток не могли найти берег, не знали куда плыть, и я тебя утешал. А как мы с тобой катались на лыжах и столкнулись друг с другом, и ты набила об меня шишку, — я улыбнулся и обнял ее. На самом деле эти воспоминания были трогательны. И сколько в нашей жизни было таких!

— Да, — она кивнула всхлипнув. — Я все помню. Но мне очень тяжело. И я боюсь за тебя. А ты еще приводишь домой на ночь девушек. Вот, что я скажу, если вдруг Ирина Семеновна спросит, была ли у нас ее дочь?

— Она не спросит, если ты ей сама об этом не скажешь. Не предавай Свету, — попросил я.

— Ты уже спал с ней? — она затянулась своей длинной и ароматной «Госпожа Алои».

— Да, — я тоже втянул в себя дым. — Но она согласилась прийти к нам, думая, что я буду ночевать в другой комнате.

— Ты ее обманул? Боги! Совратитель! Как ты можешь так бесчестно поступать⁈ Я теперь в глаза не смогу смотреть Ленским, — она снова затянулся табачным дымом, с жадностью.

— Не обманул, а ввел во взаимно приятное заблуждение. Мам у молодости свои правила. Вспомни, как было у вас, когда ты заканчивала гимназию, — я взял ее бокал с пивом и отпил несколько глотков.

— Молодость. Я и сейчас молодая. Все, иди. Не хочу тебя слушать, — она отобрала у меня бокал и допила пиво сама. — Утром зайдешь ко мне, нужно решить с ремонтом твоей комнаты, — сказала она, когда я был уже возле двери. — Ты же не пойдешь завтра в школу?

— Если пойду, то не раньше, чем у четвертому уроку. Надо определиться с пропущенным зачетом, — я коснулся ручки двери, но не открывая ее сказал: — Мам, не надо встречаться с Майклом. Во-первых, он британец и есть основания думать, что он не очень хороший человек. А во-вторых, я тебя очень ревную как сын. Меня злит одна мысль, что он может обнимать тебя, тем более целовать.

— Саша, ты не можешь знать Майкла. Он очень хороший человек. И я тебя тоже очень ревную как мать, когда ты приводишь в дом девушек и еще смеешь тянуть их в постель. Я хочу, чтобы возле тебя была только одна, та, которая достойна моего сына, — сказала Елена Викторовна, пепел с ее сигареты упал на пол.

Вот так, обменялись мнениями. Я не стал ничего отвечать. Конечно, это разговор не последний. Особенно в той части, которая касается Майкла, по мнению Елены Викторовны, хорошего человека. Скорее бы Скуратов предоставил мне более внятные улики. И копии сгоревших бумаг нужно у него взять.

Я направился в ванную. По понятным причинам халата у меня не было, поэтому пошел как есть. Благо, чистые полотенца там имелись всегда с большим запасом. Освежившись и приведя себя в порядок, я вернулся в гостевую комнату.

Ленская сидела на кровати, листая старый журнал.

— Долго я? — я начал неторопливо раздеваться.

— Очень, — она отложила журнал, края синего атласного халата разошлись, угрожая выпустить на свободу ее голые груди.

— Осматривал что осталось от моих вещей после пожара, и мама немного задержала, — объяснил я.

— Говорили, конечно же, обо мне? — настороженно спросила Света.

— И о тебе тоже. Только пусть тебя это не беспокоит. Елена Викторовна может