Пока британцы переделывали план операции «Суперчардж», 90-я легкая дивизия старалась открыть путь для выхода из окружения 2-го батальона 125-го танкового гренадерского полка, который был отрезан от основных немецких сил успешным наступлением 20-й бригады. В течение дня противник совершил три такие попытки, но они были без особого труда отбиты артиллерийским огнем. Роммель не делал серьезных попыток восстановить положение. Он предполагал, что Монтгомери продолжит крупное наступление, но был занят другими мыслями. Основное внимание немецкий командующий уделял планированию возможного отступления к позициям в районе Фуки. Роммель обсуждал этот план с Вестфалем, когда из ставки итальянского верховного командования пришло сообщение о том, что 2 британские дивизии пересекли впадину Каттара и находятся в 60 милях к югу от Мерса-Матруха. На следующее утро выяснилось, что это сообщение было абсолютно безосновательным. Этот эпизод не улучшил и без того натянутые отношения с итальянцами, которые были весьма напряженными из-за неудач с поставками топлива. 26 октября воздушной торпедой был подожжен танкер «Прозерпина» с 4809 тоннами бензина на борту. Это было уже восьмое выведенное из строя в течение месяца нефтеналивное судно. 28 октября было получено еще одно неприятное сообщение: был потоплен танкер «Луизано» с 2550 тоннами горючего. Гнев за провал итальянского флота Роммель обрушил на ни в чем не повинную голову генерала Барбасетти, который прибыл к нему с визитом вместо Кавалльеро.

В 30-м корпусе полным ходом шли лихорадочные приготовления к операции «Суперчардж», и впервые за много дней в ночь с 29 на 30 октября на фронте царило затишье. С британской стороны не было активных действий. Монтгомери провел совещание, на котором надо было решить, где найти место для сосредоточения новозеландской дивизии, как развернуть артиллерию, чтобы поддержать наступление в расходящихся направлениях в последующие ночи. Кроме того, надо было решить один болезненный вопрос. Генеральный штаб приказал, чтобы все войска на театре военных действий перешли с летнего на стандартное египетское время в полночь с 31 октября. Стрелки следовало перевести на один час назад. Этой ночью должно было начаться наступление новозеландской дивизии, и командование ожидало путаницы, связанной с переходом на стандартное время. Монтгомери приказал, чтобы в 8-й армии не меняли время до окончания операции. Это позволяло избежать в ней путаницы, но зато добавляло ее в других местах. Вся авиация Королевских военно-воздушных сил и железнодорожники базировались вне театра действий 8-й армии. В конце концов было решено во всех распоряжениях по армии указывать время по Гринвичу. На этом же совещании было решено, что Хардинг, оставив у себя в тылу Роддика, начнет движение на север в ночь с 31 октября на 1 ноября; бригаду Кенчингтона отведут в тыл и доукомплектуют; Ли останется в тылу под командованием Уимберли; Ламсден примет командование над остатками дивизии Гейтхауза. 24-я бригада должна была передать свои танки 2-й бригаде (тяжкий удар для бригады в дни ее первого серьезного сражения), силы которой увеличились до 82 танков «шерман» и 72 танков «крусейдер». В бригаде Карри, действовавшей в составе новозеландской дивизии, бронетанковые силы были доведены до 72 «шерманов» и «грантов» и 49 «крусейдеров». У Роммеля к этому времени оставалось 116 немецких и 220 итальянских танков.

В ночь с 30 на 31 октября новозеландцы начали выдвижение в район своего сосредоточения. Фрейберг, будучи в течение ночи у линии фронта, был поражен степенью утомления пехоты, особенно в 152-й бригаде. 151-я бригада также имела мало возможностей для проведения разведки, и Фрейберг с горечью осознал трудности объединения вспомогательных подразделений в бригадах, надерганных из разных дивизий. Артиллерии его собственной дивизии предстояло новое развертывание после того, как она обеспечит наступление австралийской дивизии в ночь атаки новозеландцев. Командир дивизии пришел к выводу, что надо серьезно подумать об отсрочке операции на одни сутки, невзирая на сокращение времени лунного освещения. По зрелом размышлении Фрейберг решил, что для подготовки наступления будет мало даже сорока восьми часов, и попросил Лиса отложить наступление до ночи с 1 на 2 ноября. Эта просьба была доведена до сведения командования 8-й армии в двадцать пять минут двенадцатого, но ответа ждали до половины седьмого утра. Скрепя сердце Монтгомери неохотно согласился с решением командира дивизии.

Пока командование обдумывало трудное решение, австралийцы начали атаку, которая не дала ничего по сравнению с атакой, которую провела 26-я бригада Уайтхеда две ночи назад. Первый этап атаки должен был начаться в десять часов продвижением 2/32-го батальона на северо-восток на 2 мили к прибрежному шоссе. В час ночи должна была начаться атака 2/24-го батальона на правом фланге к югу от железной дороги, а на левом фланге атака 2/48-го батальона к северу от нее. Оба батальона должны были наступать на юго-восток вдоль железной и шоссейной дорог. На двух последних этапах 2/48-й батальон должен был очистить участок к северу от шоссейной дороги в направлении на северо-восток, а 2/3-й пионерный батальон должен был очистить местность между участком 2/32-го батальона и побережьем.

2/32-й батальон встретил упорное сопротивление, командир и его заместитель были ранены, роты очень тесно держались друг друга. Сосредоточившись на маленьком пятачке, батальон оседлал прибрежную шоссейную дорогу.

Такая избыточная концентрация сил вызвала задержку продвижения 2/48-го батальона, который столкнулся с яростным сопротивлением огневых точек противника, которые находились за первыми целями батальона по обе стороны от прибрежного шоссе. Огневые точки не были подавлены за пятнадцать минут артиллерийской подготовки. Командир решил, что не стоит откладывать атаку, и начал ее на свой страх и риск. Роты мужественно пошли вперед, несмотря на огонь противника и растущие потери. Однако в четверть пятого командир решил, что атака безнадежна, и отступил на первый из достигнутых рубежей. В строю остались 2 офицера и 72 солдата. Этого было мало для того, чтобы удержать позиции, и командир отвел остатки батальона в расположение 2/32-го батальона.

Задержка получилась и у 2/24-го батальона. Командир не обнаружил следов 2/48-го батальона и решил, что он уже прошел вперед, и приказал своим ротам тоже начать атаку. Все шло хорошо до момента, когда до позиций противника осталось 200 ярдов. Противник встретил батальон сильным огнем. Дальше повторилась та же ситуация, что и с 2/48-м батальоном. 2/24-му батальону пришлось отступить. Его остатки – 1 офицер и 84 солдата – соединились с 2/32-м батальоном.

2/3-й пионерный батальон после множества задержек и разных трудностей в двадцать пять минут пятого пересек исходную линию атаки в расположении 2/32-го батальона, но вскоре был остановлен огнем вражеской артиллерии. После этого роты потеряли связь друг с другом, и долгое время никто не знал истинного положения батальона. Таким образом, на рассвете 26-я бригада (то, что от нее осталось) сосредоточилась на маленьком участке, протянувшемся на 1 милю с севера на юг и на полмили с востока на запад, оседлав шоссейную и железную дороги в 2 милях к северо-востоку от ближайших подразделений 20-й бригады и приблизительно в 3 милях к северу от остальных сил дивизии. Положение было таково: главной силой оставался 2/32-й батальон; ослабленные 2/48-й и 2/24-й батальоны развернуты на юго-восток и юг. Судьба пионерного батальона осталась неизвестной.