– Есть. Один-единственный. И если ты советуешь им воспользоваться, я это непременно сделаю.

– Ну конечно! – продолжала лететь на крыльях мечты Соня. – Конечно воспользуйся. И я наконец выберусь из этого ада: откажусь от должности!

Но что-то в ее сознании не складывалось, настораживало. Она вдруг поняла, что кубарем катится в пропасть.

– А что… Что это за способ? – пролепетала она чуть слышно, чувствуя, как сердце неумолимо сжимается тисками – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Вот ты всегда так! Сначала говоришь или делаешь, а потом только интересуешься: а надо ли говорить или делать? Ты, оказывается, не только наивная, но и кровожадная… Делай! Я-то сделаю, а ты с этим как потом будешь жить? Или всю грязную работу поручишь мне? А сама благоразумно в сторонке постоишь, чтобы ручки свои белые не запачкать? Ты ведь у нас любишь чужими руками жар загребать.

– Ты о чем?! – побелела как мел Соня.

– Да все о том же… о пацанах. Жалко их, конечно. Но это единственный способ забрать у них наше кровно нажитое. И ты это прекрасно знаешь. Однако соглашаешься на это изуверство… Лучше бы документы подписала.

Соня схватилась за горло, словно ей нечем стало дышать. Да как он смеет говорить ей подобное!

– Но и этого мало, – как ни в чем не бывало, задумчиво продолжал Федор. – Там еще отец-алкаш. Хотя он-то уж точно не будет большой потерей для общества. Да и из психушки ему уже не выбраться, там и сгинет.

– Ты хоть понимаешь, что ты мелешь?! – с трудом вымолвила Соня.

– А что? Если уж тебе такая шальная мысль в голову пришла, то почему бы и мне не поразмышлять на эту тему?

– Пришла – мне?! – Соня даже задохнулась от подобного обвинения.

– Тебе, кому же еще-то? Не мне же! Ты наверняка все наперед просчитала. Вот теперь комедию передо мной и ломаешь. Тогда зачем тебе было связываться с этой новой работой? Сказала бы сразу. Только время зря потеряли. И деньги.

– Где документы? Я подпишу.

На Соню нашла такая апатия, что ей стало все равно. Да пусть эта чертова жизнь хоть в аду сгорит!

Федор не спеша достал бумаги, словно делая ей одолжение.

– Подписывай, если другого выхода не видишь.

Он равнодушно пожал плечами, хотя в глазах его разгорелся такой огонь восторга, который мог бы сжечь все эти документы, раскладываемые им перед женой, вместе с домом. Поэтому Федор благоразумно притушил бешеный азарт, чтобы ненароком не спугнуть сдавшуюся наконец Соню.

– Оставь меня!

– Да-да, меня здесь уже нет. – И Федор выскочил из комнаты, не веря своему счастью.

«Ты сама… Власть всегда дурно пахнет… Какая же ты кровожадная… Пацаны…» Мысли в голове путались, переплетались и крепко связывались в ком охватившего ее ужаса и безысходности.

Соня подошла к зеркалу и дрожащими руками поправила растрепавшиеся волосы, вглядываясь в отражение бледнолицей незнакомки. Вот оно, оказывается, какое – загнанное в угол чудовище в облике женщины: остановившийся взгляд глубоко запавших глаз и чернота бездонной пропасти в расширенных зрачках.

Ноги подкосились, и она опустилась на колени перед зеркалом, закрывая лицо ладонями. Только не верить! Не верить глазам своим. Нет, это не она. Это кто-то другой. Там, по ту сторону зеркала. А она, Соня, здесь и сейчас. Она в порядке. Вот только сердце словно перестало биться и замерло, ожидая живительного вдоха в каменеющей груди. Еще миг, и темнота поглотит сознание. У нее считаные секунды, чтобы сделать последнюю попытку не кануть в вечность. Нет, она так просто не сдастся!

Пересиливая чудовищную слабость, Соня поднялась и, опираясь о стены, сделала несколько спасительных шагов к ванной комнате. Последним усилием воли прямо в одежде впихнула отказывающееся подчиняться тело в душевую кабину. Осталось только до отказа открыть кран.

Мощные струи холодной воды хлынули со всех сторон, разбивая преграды и запреты. Соня задохнулась от ледяного водопада и осознала: несмотря ни на что она все еще жива и даже не сошла с ума и не потеряла способность дрожать от холода. Значит, у нее хватит смелости побороться за свою жизнь.

Сбросив мокрые и липнущие к телу, словно чьи-то блудливые пальцы, роскошные наряды, превратившиеся в тряпье, добавила горячей воды, смывая следы чужих похотливых рук и губ, мыслей и желаний, каждой клеточкой измученного тела ощущая прилив сил и отпускающую сознание безнадежность.

Ах, если бы можно было поменять кожу на новую, как одежду, она бы так и сделала. Но это нереально, поэтому самое правильное решение, которое она сейчас принимает, – прощение. Она прощает себя за все, что натворила, по своей воле или чужой. И будет жить дальше. Но только так, как хочет она, – не предавая себя и не насилуя.

Соня вышла из ванной комнаты, кутаясь в махровое полотенце, и задумчиво присела на краешек кровати. Почему это с ней происходит? Почему вся ее жизнь наперекосяк? Потому что пошла не по своей дорожке, а по чужой? Почему в ответ на ее вопросы рождаются вопросы еще более сложные? Неужели вся неудавшаяся жизнь Сони – лишь наказание за несовершенное мышление, лишь ад в раю исполненных желаний?

Теперь самое главное – не только не осудить, но с любовью простить себя. А что с обстоятельствами, которые она не в силах изменить? Бежать от них, чтобы не погибнуть самой…

– Так ты подписала документы?

Федор вошел в комнату тихо и сел рядом, обняв жену за плечи.

– Ты почему так дрожишь? Извини, кажется, я снова тебя напугал.

Он удовлетворенно улыбнулся: его шутка с внезапным появлением снова сработала. Как всегда.

– Чтобы тебе не заморачиваться с документами, я сам отвезу их в Белый Дом, все равно сейчас еду туда по делам.

Соня высвободилась из его объятий, пытаясь отстраниться, но Федор ухватился за ее запястья потными от волнения ладонями. Он целовал ей руки, а Соне хотелось отхлестать ими по его довольной ухмыляющейся физиономии победителя.

– Мне совсем не трудно. А ты пока полежи, понежься в постели.

– Я сама!

Соня вскочила с кровати, еле сдерживая желание закричать от разрывающей ее на части безысходности, отошла вглубь комнаты. Она чувствовала себя закрученной до упора тугой пружиной, готовой в единый миг резко разжаться, круша на своем пути любые преграды. Ненависть сковала виски стальным обручем, и только одна мысль настойчиво билась в уголках помутившегося сознания: если он сейчас снова подойдет, она кинется на него, как взбесившаяся кошка… и пусть все, наконец, закончится.

– Да-да, родная. Как скажешь.

Федор, словно почувствовав опасность, неслышно исчез за дверью. Не стоит испытывать судьбу и отпугивать ненужной настойчивостью улыбнувшуюся удачу. Пусть жена сама отвезет эти проклятые документы. Пока она соберется, он уже будет в мэрии с хорошей вестью и заберет обещанное вознаграждение.