Командир направился вперед, прошел лощину и вновь оказался на возвышенности. С запада из тумана появлялись серые фигуры. Русские? Нет, это были части, которым был дан приказ держать оборону до вечера, – они просто подошли на двенадцать часов раньше. В любом случае они выдержали натиск русских, так как первые разведывательные группы медленно подошли на утро следующего дня. Значит, на то был отдан приказ.

У батальона больше не было времени, чтобы оборудовать позиции так, как предписывал устав. Промерзшая земля с трудом поддавалась лопатам, поэтому работа шла медленно.

Вечером подошли русские. Они заняли небольшую возвышенность, на которую прежде рассчитывал батальон, и начали постепенно двигаться вперед. Русские усеяли всю возвышенность гранатометами и противотанковыми орудиями, которые днем палили по отдельным группам людей.

Всякое движение прекратилось, и только ночью можно было хоть как-то передвигаться. Пока речь шла о пехоте и гранатометах, было еще ничего.

В одно прекрасное утро появились первые танки. Ночью они проникли в ложбину, а утром начали обстрел. Противотанковых средств у батальона не было, лишь за небольшим холмом стояла 88-миллиметровая зенитная пушка. Передние пять танков совершали на местности различные маневры, но пушка не стреляла – у ее расчета не было приказа. Командир батальона был вне себя от ярости и постоянно передавал запросы в дивизию. Ярость и донесения не помогли – через два дня пушки не стало.

Русские прорвались и сразу же прочно обосновались на занятых позициях. Ночью они были отброшены назад, но на следующий день появились вновь. Каждый раз во время атаки русских погибало несколько человек, о чем было сообщено в дивизию. Из дивизии поступил приказ: начать контрнаступление.

Командир батальона явился к командиру дивизии.

– Господин генерал, контрнаступление окажется бесполезным. Ночью мы отбрасываем русских назад, а днем они подходят вновь. Батальон теряет людей, на занятой позиции оставаться невозможно. Я прошу разрешения отойти за небольшую возвышенность, расположенную позади батальона. Русские танки все равно смогут подойти, но идущую за танками пехоту я смогу обстрелять, и тогда русским не удастся закрепиться. Или же я прошу предоставить в мое распоряжение противотанковые силы. Без поддержки дивизии я не смогу продолжать борьбу. Я прошу самоходные орудия или танковую поддержку.

– Я не могу их вам дать. И не докладывайте мне сейчас о том, что вы отбросили Ивана назад, а он вновь занял и прочно удерживает свои прежние позиции. Все.

Батальон не предпринял контрнаступления, и ночью от него никаких донесений не поступало.

Перед рассветом командир дивизии появился на переднем крае:

– Почему вы не доложили о ликвидации прорыва русских?

– Потому что я не произвел контрнаступления, господин генерал. Мои люди бессмысленно проливали бы кровь и…

Генерал перебил его:

– Я отдал вам приказ, и вы должны его исполнять. Сегодня вечером вы начнете штурм. Вы поняли?

– Только при наличии штурмовых орудий, господин генерал.

У генерала лицо стало красным.

– Посмотрим. – После этого он вышел.

Поздно вечером в батальон прибыл лейтенант из отряда штурмовых орудий. Обсудили некоторые вопросы, и рано утром началась атака при поддержке двух орудий. Во время этого ответного удара погиб командир 6-й роты.

Позиция вновь была занята 11-м батальоном, но через десять часов была оставлена и вновь оказалась в руках русских.

Об этом снова было доложено командиру дивизии, который только спросил: «Ну и?..»

Командир батальона повторил по телефону свою прежнюю просьбу:

– Господин генерал, это бесполезно, я еще раз прошу разрешения на отход за возвышенность.

Ответом было категоричное «нет». Командир батальона промолчал, тогда генерал четко поставил вопрос: «Вы меня поняли?»

Теперь была очередь офицера на том конце провода, чтобы ответить «нет», после чего командир батальона услышал слова генерала:

– Если вы отступите хотя бы на один сантиметр, я отдам вас под трибунал, вы меня поняли?

Командир батальона не сдавался:

– Я отступлю, если меня принудят к этому обстоятельства.

После этого последовало еще три вопроса и три ответа, которые необходимо здесь повторить, чтобы окончательно была ясна ситуация.

– Я запрещаю вам отступать. На любое отступление вы должны получить от меня разрешение. Вы намерены сегодня же очистить позиции от русских или нет?

– Нет, господин генерал.

– Почему?

– Причины вам известны, господин генерал.

– Таким образом, вы не желаете выполнить мой приказ?

– Нет, господин генерал.

Командир батальона повесил трубку. Это был последний телефонный разговор с дивизией, так как начиная с этого момента связи уже не было. Батальон не предпринял контрнаступление и не отбросил русских с позиций. Русские дали передышку, которая длилась два дня, их пехота оставалась на задних участках, но гранатометы, катюши и танки начали выполнять свою работу – уничтожение.

Что может один пехотный батальон против танков? Люди заползали в укрытия, но танки подходили быстро и, совершая круговые движения, перемалывали гусеницами все, что находилось в этих укрытиях. Если днем были замечены какие-либо движения, то вступали в действие гранатометы, и их огонь продолжался до тех пор, пока все не замирало.

Так пал весь 2-й батальон храброго пехотного полка.

Инвентарные списки

В Ново-Алексеевском сгорел весь продовольственный склад 51-го корпуса, начиная от масла и кончая мармеладом. Склад был расположен на северной окраине населенного пункта, по одну сторону склада стояли шестьдесят бочек с горючим, а по другую находился склад артиллерийских боеприпасов, где также хранились ручные гранаты и дымовые снаряды.

После артиллерийского огня и стрельбы танков склад остался целым и невредимым, но русские бомбардировщики сбрасывали в этом районе свои пятикилограммовые бомбы, одна из которых упала на бочки с горючим. Бочки взлетели на воздух, а от них до продовольственного склада было всего пятьдесят метров – этого оказалось достаточно, чтобы огонь перебросился на складские помещения.

В самом начале огонь можно было бы погасить, но двенадцать солдат вместе с начальником финансовой части штаба сидели в подвале. Когда они спустя три часа после начала пожара поднялись наверх, то увидели, как из сорока пяти бочек с шипением и треском вытекало горящее масло. Бочки с бензином с небольшими интервалами взрывались одна за другой, одновременно с ними в унисон рвались шестнадцать тысяч артиллерийских снарядов.

Весь этот фейерверк длился двадцать четыре часа.

– Инвентарные списки, черт возьми, где инвентарные списки, – первое, о чем подумали в самый разгар пожара.