Джулиана закрыла лицо руками и несколько секунд стояла, чувствуя, что не в силах сделать ни шага. Да, она могла ожидать чего угодно, но только не такого немыслимого поворота событий. Молодой правитель Касим-бей, с которым Стивена, по его собственным уверениям, связывали давние дружеские отношения, теперь мертв, а значит, отпадает надежда не только вызволить из плена Изабель, но и спастись самой. Господи, неужели теперь ей придется распроститься со всеми светлыми надеждами и смириться со своей жестокой судьбой? Нет, лучше уж смерть, чем такая ужасная жизнь, каждый прожитый день которой станет нестерпимой пыткой… Но разве так легко желать смерти в девятнадцать лет, когда душа неудержимо стремится к счастью, любви и полноте жизненных ощущений, так же, как только что пробившееся из-под земли растение тянется навстречу солнечному свету и теплу?

Когда стемнело, Джулиану перевезли в дом, где содержались невольники Ахмеда аль-Беккара. Просторное здание было разделено на две половины, связанные между собой узким и длинным коридором, охраняемым вооруженными арабами. Как объяснил девушке сам аль-Беккар, одна половина дома предназначалась для рабов-мужчин и женщин, не представляющих собой особой ценности и предназначенных лишь для грубой работы. Эта часть дома состояла из двух огромных комнат, битком набитых живым товаром, и из их узких зарешеченных окошек несло ужасным зловонием, от которого Джулиану едва не вырвало. А во второй половине дома, в несравнимо лучших условиях, содержались привлекательные молодые невольницы, предназначенные для гаремов обеспеченных людей.

Здесь в каждой комнате находилось не более десяти чистых соломенных тюфяков, застеленных светлыми хлопковыми простынями, каменные полы покрывали теплые толстые ковры, и повсюду с потолков свисали бронзовые курительницы, источающие приятный аромат ладана и сандалового дерева. Вместо окон во всех комнатах имелись ажурные решетчатые двери, через которые можно было проникнуть в окруженный неприступными стенами квадратный внутренний дворик с небольшим бассейном посередине.

Джулиана, совершив беглый осмотр дворика, сразу поняла, что бежать отсюда невозможно. Да и куда бежать? Незнакомый, враждебный город, где на каждом шагу подстерегает опасность, может быть, еще более страшная, чем та, в которой она находится сейчас. Впрочем, она была так измучена, что не могла размышлять ни о возможности побега, ни о чем-то еще, требующем напряжения мысли. Едва голова ее коснулась мягкой подушки, она погрузилась в глубокий тяжелый сон, наполненный тревожными и мрачными сновидениями.

Утром, после того как Джулиану покормили вместе с ее подругами по несчастью, из которых, к сожалению, ни одна не говорила ни по-английски, ни по-итальянски, к ней подошли две чернокожих рабыни и сделали ей знак следовать за ними. Ее привели в просторную комнату, стены которой были облицованы желтоватым мрамором, а в воздухе витали ароматы незнакомых чувственных благовоний. Посередине комнаты находилась огромная ванна, наполненная розовой водой, пахнущей бодрящим мускусом, а вокруг нее стояло множество длинных скамеек, покрытых полотенцами и уставленных бесконечным количеством всевозможных баночек, флакончиков и разнообразных щеток.

Приветливо улыбаясь, темнокожие девушки раздели Джулиану, велели опуститься в ванну и принялись так тщательно ее оттирать, будто собирались смыть с новой невольницы не только дорожную грязь, но и верхний слой кожи. Это сначала не понравилось девушке, потом немного позабавило ее, но мягкие прикосновения умелых, ловких темных рук были так приятны, что Джулиана расслабилась и не стала препятствовать служанкам делать свое дело. От смеси дурманящих ароматов голова слегка закружилась, девушка закрыла глаза и на насколько упоительных минут отрешилась от действительности. Кто знает, будет ли у нее еще когда-нибудь возможность испытать подобные приятные ощущения и почувствовать себя так беззаботно и легко? Даже если это спокойствие окажется иллюзорным?

Темнокожие рабыни уже смывали со своей подопечной мыльную пену, когда в наполненное ароматной влагой помещение как вихрь ворвался аль-Беккар. Таким взбудораженным и беспокойным Джулиана даже не могла представить себе степенного Ахмеда-эфенди. Энергично жестикулируя, он принялся что-то торопливо приказывать эфиопкам, так, что Джулиану невольно разобрало сильнейшее любопытство. Впрочем, ей недолго пришлось ждать, пока оно будет удовлетворено. Работорговец подбежал к ней, велел выйти из воды и заставил несколько раз повернуться вокруг. Густые брови его раз десять собирались в напряженные складки у переносицы и снова разглаживались. Наконец он удовлетворенно кивнул головой и, покровительственно улыбнувшись, похлопал свою пленницу по плечу.

– Соберись с силами, Небесная Роза, – весело сказал он. – Сегодня ты предстанешь пред светлые очи всемогущего властелина Туниса, Джаббара Хафиза, да пошлет Аллах долгие дни его царствованию! Когда эти умелые девушки закончат свою работу, я повезу тебя во дворец бея, и он определит, достойна ли ты занять место в его гареме. Старайся вести себя почтительно и понравиться блистательному господину. Оказаться в гареме правителя – самая завидная участь, которая только может ожидать невольницу. Тысячи женщин мечтают о такой чести, но не многим улыбается судьба. Если тебе повезет, ты получишь возможность занять самое высокое положение.

– Но я… я вовсе не мечтаю занять высокое положение в вашей стране… – растерянно начала Джулиана, но тут же прикусила язык, уловив гневные искорки в глазах аль-Беккара. – Я просто не ожидала, что это произойдет так скоро, Ахмед-эфенди, – жалобно проговорила она. – Ведь ты говорил, господин, что сначала меня должны многому научить, а лишь после этого…

– Да, я собирался так сделать, но обстоятельства изменились, – нетерпеливо перебил работорговец. – Несколько дней назад Джаббар Хафиз объявил о желании пополнить свой гарем. Каждый день во дворец доставляют десятки красивейших невольниц, из которых бей выбирает самых достойных. Если тебя выберут, то пройдет не один месяц, прежде чем господин призовет тебя к себе, и ты успеешь научиться всем необходимым вещам.

– Я не ослышалась, эфенди? – с надеждой переспросила Джулиана. – Ты сказал, что пройдет больше месяца, прежде чем… меня заставят делить с ним постель? Это правда? Господи, какое счастье!

Наивная радость пленницы вызвала на лице аль-Беккара насмешливую улыбку.

– Только не надейся, глупая женщина, что за это время тебе удастся сбежать из гарема, – язвительно проговорил он. – Это абсолютно невозможно. Ты должна смириться, иначе попадешь в беду. Как только тяжелые двери гарема захлопнутся за твоей спиной, дороги назад уже не будет. Такова твоя судьба, Небесная Роза. Ее дал тебе всемогущий Аллах, и изменить ничего нельзя.

– У вас на Востоке это называется кисмет, да, эфенди? Случается то, что предначертано заранее, так говорят в вашей стране. А вот древние римляне, к твоему сведению, Ахмед-эфенди, придумали другое изречение: жить – значит бороться. И клянусь тебе, проклятый изверг, по чьей вине я должна вынести столько страданий, – с неожиданней ненавистью, порожденной отчаянием, воскликнула Джулиана, – ты еще услышишь обо мне! Когда-нибудь придет и мой день! Запомни одно: надежда вырваться из проклятой западни, в которую забросила меня злая судьба, будет жить в моем сердце до тех пор, пока оно не перестанет биться в этой груди! И я буду бороться за свою свободу всеми возможными способами – если не силой, то хитростью и чарами красивой женщины. И когда-нибудь он настанет, этот светлый день, – день, когда мои ноги коснутся английской земли!