– Если только раньше тебе не отрубят голову за твое упрямство, наглая дрянь! – в ярости крикнул работорговец. – Прикуси свой дерзкий язык, пока я не приказал вырвать его из твоего горла, и хорошенько запомни: если ты не понравишься нашему великому правителю, сегодня вечером я прикажу бить тебя палками по ступням ног до тех пор, пока ты не охрипнешь от крика… А, я вижу, в твоих прекрасных глазах уже заблестели слезы раскаяния! – аль-Беккар злобно рассмеялся в лицо своей несчастной жертве. – Предупреждаю тебя: не вздумай разрыдаться и испортить свое лицо. Будь веселой и очаровательной, Небесная Роза, даже если в душе у тебя бушует настоящий ад. Помни о наказании, которое тебя ждет, если ты не сумеешь понравиться бею! Помни об этом, христианская сука, не забывай мои слова ни на одну минуту! Дверь за работорговцем с грохотом захлопнулась. Темнокожие служанки тотчас принялись за прерванную работу, а Джулиана, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу рыдания, отчаянно проклинала свой длинный язык и ругала себя последними словами. Господи, что же она натворила? И что с ней будет, если она и в самом деле не понравится этому заранее ненавистному бею? Нет, так жить просто невозможно, нужно немедленно что-то изменить. Иначе рано или поздно эти ужасные, не знающие жалости люди сломают ее, превратят в запуганное, безвольное существо, искалечат ее душу. Как же ей пережить все эти нелегкие испытания и остаться собой? Как же ей выдержать весь этот кошмар и не сломаться?

* * *

Аль-Беккар разгневанно ходил из угла в угол своего кабинета, не в силах успокоиться после разговора с дерзкой англичанкой. Нет, подумать только, эта наглая дрянь дошла до того, что осмелилась угрожать ему, самому Абу-Саиду Ахмеду аль-Беккару, одному из богатейших торговцев Магриба! Немыслимо, просто уму непостижимо! Такое с ним случилось в первый раз. Никогда прежде ни одна пленница не осмеливалась так разговаривать с ним.

– Наглая, неблагодарная дрянь! – восклицал он. – Я собираюсь представить ее самому великому и могущественному бею Туниса, а она в ответ бросает мне в лицо такие дерзкие слова! Неблагодарная, распущенная сука!

Со стороны распахнутой в сад двери послышался раскатистый смех. Раздвинув шуршащие занавески, в комнату прошел высокий, стройный мужчина с насмешливыми и в то же время смелыми глазами, дерзко поблескивающими из-под изогнутых черных бровей. Смуглое лицо его, окаймленное аккуратной бородкой, было красиво какой-то первобытной варварской красотой, заставляющей чувствительные женские сердца трепетать от волнения и необъяснимого смущения. На голове у молодого араба был такой же тюрбан, как и у аль-Беккара, только темного цвета, а вместо длинного, просторного халата он носил короткий бархатный кафтан, перетянутый у талии широким кожаным поясом, подчеркивающим стройность фигуры.

– Это ты, Хасан? – хмуро спросил работорговец, с трудом скрывая раздражение, охватившее его с новой силой, оттого что посторонний человек стал свидетелем его гневной вспышки. – Что, позволь тебя спросить, ты делаешь в моем невольничьем багнио? Или ты внезапно разбогател и решил купить для своего гарема пару очаровательных одалисок?

Красивые брови молодого араба на мгновение сошлись в жесткую складку у переносицы, но в следующий момент он уже снова насмешливо улыбался.

– Ахмед, ты хитрая лиса, – неспешно проговорил он, покачивая головой, – тебе прекрасно известно, что еще полгода назад я мог позволить себе купить всех твоих невольниц, а на другое утро раздать их своим храбрым корсарам. И если сейчас судьба отвернулась от меня, это не значит, что так будет всегда.

– Знаю, знаю, Хасан, и я вовсе не хотел задеть твое непомерное самолюбие или чем-то обидеть тебя, – примирительно пробормотал работорговец. – Просто у меня выдалось нелегкое утро, и я не расположен к любезным речам.

– Да, да, я случайно слышал, как ты поносил последними словами какую-то строптивую невольницу. Открой секрет, уж не о той ли райской птичке, что словили твои преданные псы четыре дня назад, шла речь?

Аль-Беккар недовольно прищурился и пристально посмотрел на своего непрошеного гостя.

– А если и так, то какое тебе до этого дело, Хасан? Я не слепой и прекрасно видел, как ты смотрел на нее, когда она пришла в себя на борту моей фелюги. Но не питай себя напрасными надеждами: эта девушка не для тебя, разорившегося бродяги. Я собираюсь предложить ее самому Джаббару Хафизу, нашему новому властелину.

– Ты отправишься с ней во дворец, Ахмед?

– Да, и если мне повезет, то уже сегодня в моем кошельке окажется столько блестящих золотых монет, что я смогу приобрести и снарядить новый торговый корабль.

Пару минут Хасан задумчиво молчал, сосредоточенно глядя куда-то мимо работорговца и поглаживая свою шелковистую бородку.

– Отдай эту девушку мне, Ахмед, – тихо проговорил он.

Аль-Беккар дернулся в сторону от молодого араба, будто увидел ядовитую змею.

– Спятил? Да у тебя не найдется денег, чтобы заплатить хотя бы за один ее поцелуй! Нет, Хасан, выбрось эту безумную мысль из своей бедовой головы. Забудь эту девушку, повторяю еще раз; она не для тебя!

– Только потому, что полгода назад проклятая буря разметала мои корабли по морю? Ахмед, Ахмед, в былые времена ты не отважился бы так со мной говорить!.. Но я еще могу все вернуть. Отдай мою Небесную Розу, Ахмед! – повторил Хасан с таким отчаянием, что работорговец невольно содрогнулся. – Ведь это я первым оценил ее красоту и дал ей это волшебное имя за ее необыкновенные глаза цвета утреннего неба в счастливый день! Клянусь Аллахом, настанет день, когда я смогу расплатиться с тобой сполна! Голубоглазая красавица запала мне в душу, Ахмед, я чувствую, что потеряю покой, если упущу ее… Помоги мне затушить сердечный пожар, и когда-нибудь я отплачу тебе той же монетой!

– Нет! – завопил работорговец, позеленев от ярости. Ему ли было не знать, что, если уж проклятый Хасан аль-Файсал захочет чего-нибудь, сладить с ним становится совершенно невозможно. Конечно, ему, почтенному аль-Беккару, приходится в коммерческих целях пользоваться услугами этого храброго корсара, но это еще вовсе не значит, что он позволит ему сесть себе на шею. – Нет, Хасан, – повторил он с тем непробиваемым, каменным выражением лица, которое всегда так пугало его новую пленницу. – Я не продам тебе англичанку ни при каких условиях, как бы сильно ты ни просил. Поэтому не трать напрасно своего драгоценного красноречия. Ты – корсар, Хасан аль-Файсад, и судьба твоя изменчива. Даже если тебе и удастся построить новую фелюгу и отправиться в рискованное плавание, кто даст мне гарантию, что с тобой ничего не случится, прежде чем я получу свои золотые монеты? Уходи, Хасан, и забудь рыжеволосую красавицу. А я забуду, что ты приходил ко мне и уста твои извергали столь безумные речи.

Глаза молодого араба блеснули из-под тонко очерченных бровей холодным блеском отполированной стали. Медленно, очень медленно он повернулся к владетельному аль-Беккару спиной и направился к двери.

– Клянусь тебе, торговец живыми душами, придет время – и ты еще раскаешься в том, что отказал мне в единственной просьбе, с которой и мог когда-либо обратиться к тебе, – зловеще бросил он хозяину дома, на насколько секунд обернувшись и метнув в того ледяной взгляд.