— Ты права! Мы предполагаем, а Бог располагает, — поставила Сабина точку в этой шутливой перепалке. С явным удовольствием разглядывая себя в оловянном зеркале, она поправила сборку шелковой камизы в квадратном вырезе верхнего платья. — Принеси темные бархатные туфли и скажи Родриго, что я готова!

На Большом мосту — самой оживленной торговой улице Парижа — было не протолкнуться. Но, завидев королевский герб на груди у гонца, сопровождавшего знатную даму, люди с поклонами расступались. На острове Сабина и ее спутники повернули направо и увидели перед собой металлические лилии, цветущие на дворцовых воротах. Лихорадочно оправив платье, баронесса глубоко вдохнула и решительно вступила в королевскую обитель — до заветной цели оставались считаные шаги. Оставив сбоку старенькую часовню Святого Николая и миновав дома каноников, Сабина и все, кто ее сопровождал, подошли к монаршим покоям. Дворецкий, встретивший их возле боковой двери, коротким путем — по винтовой лестнице — провел посетительницу в кабинет ее величества.

— Мадам, прошу вас немного подождать, — сказала королева, кинув на гостью быстрый взгляд.

Ее величество заканчивала что-то писать за изумительным письменным столом; его ножки были выполнены в виде причудливых зверей, держащих в пасти массивную столешницу.

Сабина обрадовалась этой паузе, позволившей ей перевести дух и осмотреться. Но ничего ошеломляющего она не увидела. В просторной комнате с высоким сводчатым потолком, поддерживаемым двумя стройными колоннами, не было особых украшений: те же сундуки, скамьи, кресла, шпалеры, разве что более искусно сотканные, и обилие восковых свечей. И тут Сабина заметила в углу придворных дам, сидевших тихо, будто мышки. Одна из них, постарше, с остатками былого очарования на лице, выглядела очень серьезной, другая — удивительно некрасивая молоденькая женщина — уставилась на Сабину немигающими глазами, не скрывая злобной зависти. Пяльцы в их руках с едва начатым узором свидетельствовали скорее о желании соблюсти приличия, чем о страсти к вышиванию.

— Вот и все. Присаживайтесь. — Бланка поднялась из-за стола и указала рукой на полукруглые кресла. Королева оказалась одного роста с Сабиной — она тоже была высокой.

— Ваше величество! — Низко поклонившись, баронесса присела в предложенное кресло возле невысокого многоугольного столика.

— Мадам Луиза, оставьте нас! — не поворачивая головы, бросила Бланка, обращаясь к придворной даме постарше. — И вы, мадам Анна.

Колыхнув огромными рукавами, дамы с недовольным видом направились к выходу. По комнате почти осязаемой волной прокатился запах сплетен, которые сейчас же возникнут за дверью и стремительно разнесутся по дворцу. Но королева, уже позабыв о придворных, обдумывала первое впечатление, которое произвела на нее визитерша: «Потрясающе красива. Взгляд настороженно-почтительный, но без тени заискивания или подобострастия. Это не просительница!» Наконец, услышав, как хлопнула дверь, Бланка села напротив Сабины.

— Сеньора д’Альбре, мне доложили, что вы явились ко мне с каким-то поручением…

— Да, ваше величество! Если в двух словах, совершая паломничество к мощам святого Иакова, я имела удовольствие познакомиться с доньей Терезой, вашей кормилицей. Она просила передать вам эту ладанку. — Сабина непослушными руками стянула шнурок с мешочком через голову, на которой был сложный убор, и мысленно обругала себя за то, что не сделала этого заранее. Затем отвязала от пояса кошель доньи Терезы. — А также этот кошелек, который она специально для вас вышила золотыми нитями.

Бланка с трепетом вынула из бархатной, украшенной самоцветами ладанки две пряди светлых волос и, закрыв глаза, поцеловала каждую из них. Затем, нежно погладив пальцами кошель, с упоением вдохнула давно забытый аромат рук своей няни. Огромные лучистые глаза королевы затуманились слезами, и Сабина поймала себя на мысли о том, что любуется ею. Точеный носик, идеальный овал лица, четко очерченные губы… Цвет волос нельзя было разглядеть под вимплом, но, скорее всего, они были белокурыми — не зря же ее назвали Бланш[46].

— Расскажите о себе. — Бланка уже взяла себя в руки и, заметив, что гостья откровенно ее разглядывает, снисходительно улыбнулась.

— Прошлой зимой я овдовела, — выпалила удивленная Сабина. Она ожидала чего угодно, но не того, что ее попросят рассказать о себе.

Королева обладала удивительным, обволакивающим грудным голосом, а в ее серо-голубых глазах сквозило неподдельное любопытство. Ей хотелось доверять. Однако Сабина, желая произвести на ее величество хорошее впечатление и боясь показаться назойливой, лишь вкратце поведала историю своей не богатой событиями жизни.

— Так вы с юга, прекрасного солнечного юга! — Ностальгию в голосе королевы нельзя было спутать ни с чем. — Выходит, мы с вами провели детство в одной и той же культурной среде и получили похожее воспитание?

— Несомненно, ваше величество, ведь корни кастильцев, арагонцев, каталонцев и жителей Лангедока уходят в вестготское и римское прошлое.

В глубине души Сабина уповала на то, что именно схожесть культур, в которых они обе выросли, поможет им найти общий язык. И то, что Бланка сразу же подметила это, вселило в баронессу уверенность.

— Когда-то наши земли были провинцией Римской империи — отсюда название «Прованс», затем входили в вестготское королевство, короли которого провозгласили себя преемниками римлян. Мне посчастливилось побывать в Толедо, и я знаю не понаслышке, как похожи наши языки и традиции.

— Да, да, все именно так! — Королева на мгновение задумалась. Эта красивая баронесса бесхитростна, но не проста. И к тому же почтительна — Бланку тронуло то, что она хранила чужую реликвию на своей груди. Ее величеству, бесспорно, понравилась новая знакомая, а она доверяла своей способности разбираться в людях. — Я считала себя парижанкой, но, услышав о родине, разволновалась. Как там моя нянька, здорова?

— Вполне. Она уже немолода, конечно, но весьма энергична. Кажется, что ее теплоты и заботы хватит на весь мир.

— В этом нам с Урракой очень повезло. Моя мама умела подбирать людей. — Бланка походила по комнате, пытаясь успокоиться. — Что-то вы совсем меня растрогали. Сентиментальный вышел день: сначала я писала мужу письмо, а теперь на меня нахлынули детские воспоминания…

— Говорят, король сейчас на юге, осаждает Авиньон?

— Воюет, как обычно. Если помните, два года назад Амори де Монфор, не обладающий отцовской жесткой хваткой, передал свои южные земли королю. А весной, после того как отлучили от Церкви моего кузена Раймона Тулузского[47], муж снова отправился в поход в Лангедок, чтобы окончательно доказать, кто там хозяин.

— Бедная земля! Опять кровь и страдания, — еле слышно прошептала Сабина.