Люди вразнобой смеялись. Из-за пламени костра глаза теряли чуткость, я не видел, что творится вокруг. Мир обрывался, остался оранжевый кружок и люди, чье присутствие в необитаемом мире смотрелось неестественно. Голованов провернул на огне обмотанную капроновой нитью тушку. Брюнетка потянулась за спину, подтащила зашарканную магнитолу. Забубнило что-то российское – без голоса и слуха, на что компания никак не отреагировала. Кому на нашей эстраде вредило отсутствие вокальных данных? Люди продолжали беседу. Брюнетка сделала комплимент мужчинам – какие они упорные и выносливые. Лично у нее уже никаких сил, ноги гудят. Да и привыкла, что где-то рядом должны быть удобства. Рыжая заикнулась о бродяге, которого давно не видели, но тему замяли. Польщенный Голованов откликнулся на комплимент, выразив удивление: все присутствующие мужчины примерно одного возраста – 34 – 35 лет, то есть средний возраст мужчин на планете – пик «упорства и выносливости». Имеющий привычку спорить Мурзин тут же заявил, что средний возраст – понятие непостижимое; в Монако, например, средний возраст – сорок три, в Уганде – четырнадцать, в России – хрен его знает. Живешь, потом вдруг – бац! – засмеялся немногословный Куницын. Все вздрогнули, потом накинулись на Куницына – типун тебе на язык, разве так можно?

Потом настала тишина, раскурили трубку мира, в которой явно был не табак, и вновь заструилась беседа. Брюнетка жаловалась на хрупкий организм, на усталость, на то, что в состоянии стресса у нее снижается интенсивность кровотока, скрипит потертое седло и саднит лодыжка. Куницын заявил, что усилием воли можно войти в состояние так называемого «синдрома аналгезии» – когда ты заставляешь себя не чувствовать боль. Голованов вспомнил про «принцип пяти», распространенный в китайской армии – когда на марше четверо бойцов несут пятого, который в это время отдыхает. Я вертелся на скале и активно беспокоился. Где этот бабуин? Может, подкрадывается, бросится, как орел на мышку? Но тут Куницын запустил трубку мира по второму кругу, и беседа потекла ближе к теме.

– В натуре, ребята, мне кажется, за нами действительно кто-то шел... – понизив голос, сообщила Стелла. – Я уж и крестилась, и глаза терла – не могу избавиться, и все тут...

– Еще один синдром, – пробормотал Мурзин. – Как этот случай с Риткой произошел, мы все обдергались... А тебе, Ритуля, ничего не мерещится?

– Не знаю... – пробормотала брюнетка, сжимая плечи и всовывая ладошки между коленями. – Не по себе весь день. Все эти ямы, ловушки... Не представляю, как назад пойдем.

– Дойдем, – уверенно заявил Голованов и приобнял Риту. Она вздрогнула, но не стала сопротивляться. – Назад пойдем с грузом. Своя ноша...

– А вот с этого места – поподробнее, – невольно прошептал я избитую фразу из милицейского сериала.

– Уж больно ты уверен, – фыркнул Куницын. – А я считаю, что твои разговоры о золоте – полная туфта. Крыша у вас едет. Джека Лондона начитались... Я пошел-то с вами только от скуки. Заняться нечем, баб разобрали, домой рановато...

– Ну, извини, – развел руками Голованов. – За что купил... Ущелье Зеленого Дьявола осмотреть несложно – там не так уж много пещер. Протяженность – километра полтора. Завтра к вечеру будем на месте. Управимся за пару дней. Морозов не ожидается, провиант есть, в крайнем случае, настреляем. У Сережки, опять же, стрелялка надежная...

– История, конечно, блеск, – поддержал Куницына Мурзин. – Я сам не понимаю, почему мы со Стеллой с вами поперлись.

– А я понимаю, да? – хмыкнула Рита. – Обещали красивую романтику, веселую прогулку...

– А почему сразу не рассказал? – вступила рыжая. – Четыре дня уже с нами, а все молчал, как партизан, присматривался, кругами ходил. Ритку между делом клеил... Ну и шел бы сам.

– А мне вообще ничего не говорил, – пожурил Мурзин. – Земляк, называется.

Голованов смутился.

– Да не с руки мне туда одному – скучно, тяжело... А вдруг и впрямь туфта? А если нет, то чего жадничать – там этого рыжья такая прорва, что на несколько жизней хватит...

– Какая прорва? – перебил Куницын, пристально посмотрев на Голованова.

– Два с половиной пуда, – буркнул красавчик.

– Хорошо, давайте разберемся заново, – предложил Мурзин, покосившись на доходящую «дичь». – Итак, некий мужик, живущий с тобой в одном дворе, поведал увлекательную историю...

– Лехой его зовут, – согласился Голованов. – Пьет по-черному. Я однажды от патруля его спас – шел пьяный, пристал в своем дворе к женщине, а тут – «бобик». Ну, искалечили бы мужика. А я с собакой гулял – пообещал отвести его домой, пятьсот рублей им дал...

– Какая у тебя собака? – зачем-то спросила Рита.

– Вылитая ты, – обескуражил Голованов и чмокнул женщину в висок. – Просто красавица. Правда, белая. Уэст-хайленд-уайт-терьер.

– Терпеть не могу собак, – поморщился Куницын.

– И это правильно, – отозвалась Стелла. – Собака – единственное животное, которое соглашается работать в милиции.

Компания рассмеялась, оценив шутку.

– Так вот, теперь Леха считает меня своим спасителем. Здоровается первым, в гости зовет. Хотя мужик он чмошный – женатым не был, смахивает на опустившегося «голубца», дважды сидел – последний раз откинулся года четыре тому назад, жалкий, ничтожный тип...

– Блестящий источник информации, – похвалил Мурзин, украдкой подмигивая Куницыну.

Я слушал, ловя каждую фразу. «Подружку» Рудакова-Грушницкого звали Алексеем. Алексей Хомченко. Хомяк. Сиделый, опущенный, пассивный гомосексуалист... Чушь какая-то. Я понимал (хотя не мог это объяснить), что каждое слово Голованова – абсурд, возведенный в квадрат, но формально все сходилось и злило.

– Итак, он рассказал тебе историю о припрятанных в ущелье Зеленого Дьявола сокровищах, – повествовал за Голованова Мурзин.

– После того как узнал, что я собираюсь отдохнуть в «Белых зорях», – пояснил Голованов. – А я не скрывал, поделился с соседями по двору – да, собираюсь в отпуск... Он пришел ко мне, трезвый, сама любезность, сунул огрызок карты из какого-то геологического собрания – я потом ее на мусорку выбросил – и экивоками, недомолвками начал рассказывать историю. Дескать, шли они по молодости с парнями – той же дорогой, что идем мы с вами – и чисто случайно у них оказался рюкзак с золотом...

– Нашли, – сообразила Стелла.

– Добыли, – пожала плечами Рита.

– В штамповочной заводской форме, – кивнул Голованов. – Нормальный шизофренический бред, но как он рассказывал... Черт меня побери, если Леха сочинял...

Установилась напряженная тишина. Рита отстранилась и завороженно смотрела ему в рот. Застыл Куницын. Рыжая задумчиво постукивала по коленке Мурзина, который с видом скептика кривил губы. В работающем магнитофоне что-то разладилось: писклявая певичка, повествующая о возвышенном и вечном, захрипела, запись ускорилась, забилась рывками. Мурзин ударил кулаком по корпусу. Певичка заткнулась.