К ручью я подошел минут через восемь – когда выбрался из каменного городища и оказался в окружении нормальной земной природы. Скалы расползлись, я вошел в сосново-березовый лес, где была густая трава, и в солнечных пятнах плясали ящерицы. Ручей вытекал из-под «альпийской горки», журчал по песчаному руслу. Я провел положенные процедуры, наполнил фляжку и углубился в поиски человеческих следов.

Много времени не ушло – я нашел их метрах в сорока правее, на краю лощины, тянущейся вдоль реки. Влажная земля сохранила отпечатки ног. Люди шли гуськом, «в хлястик», как по минному полю. У ведущего, должно быть, имелся фонарь, остальные держались тех, что перед ними, а прикрывал отход субъект мужского пола в ботинках сорок третьего размера. Временами он останавливался (отпечатки поперек движения), держал нос по ветру и размашистым шагом догонял компанию. Первым шел Мурзин, последним – Куницын с карабином.

Я чувствовал себя посредником между двумя воюющими партиями. Шел по следам, а вокруг меня просыпался лес: стрекотали кузнечики, гомонили птицы. Привычно плескался Ашлымбаш. Но природа недолго баловала красотой. Роща оборвалась, и я опять уперся в каменные заслоны. «Нехорошее» место: гниющие растения, пролысины подзолистой почвы, единственное дерево на обнаженном пространстве разрублено пополам молнией. Я одолел дистанцию спортивным шагом и на краю очередного городища обнаружил следы стоянки человека. Теперь туристы более тщательно подошли к выбору места ночлега. Глубокая пещера в известковой махине, и достаточно одного часового, чтобы засечь (и ликвидировать) чужака. Осматривать стоянку я не стал. Следов борьбы здесь не было. Неплохо выспались. Мужчины дежурили по очереди. Оставили в расщелине зачехленную палатку, которая стала обузой. Прикрыли ветками, заложили камнями. Я отправился дальше на север, фиксируя периферийным зрением окружающие предметы. Одолел метров триста и на широком каменистом участке обнаружил, что следы пропали!

Я сместился к ближайшей стеночке, поднял пистолет и стал сканировать местность. Снайпера не видно. А опасаться, видно, стоило – неизвестно, кем по жизни трудился Куницын, но с карабином обращался умело. Обследовав следы, обрывающиеся на пятачке, я сделал еще одно неприятное открытие – туристов не подобрал пролетающий мимо ковер-самолет, они разошлись в разные стороны! А на камнях следы, как известно, не остаются...

Не думаю, что эти ребята разругались. Большая роскошь – делить в присутствии медведя его неубитую шкуру. Поняли, что кто-то висит на хвосте, и решили рассредоточиться. Просочились по расщелинам и коридорам, затаились в укромных уголках...

Я юркнул в ближайший проход. Ошибка, но что поделать. Короткий коридор, тупик. Я поскользнулся на вдавленном в суглинок камне, упал. Жахнул выстрел, пуля свистнула там, где секунду назад находилась голова. Метнулось что-то по фронту...

Я перекатился, нырнув за валун, прилип к ребристой глади камня. Хорошенькое дельце, однако... Хлопок затвора, и пуля выбила каменную щепку рядом с головой. Я высунулся, послал две пули в тот район, что-то мелькнуло. Не хотел я никого убивать. Но кто первым начал?

Ответный выстрел не замедлил прозвучать, но я уже убрался – брызнули искры из скалы.

– Это человек, Сергей! – визгливо крикнул Голованов. – Он не в лохмотьях!

Понятно, не в лохмотьях. Хотя какие наши годы? Еще неделька таких походных условий – и можно зарабатывать на паперти.

– У него оружие! – ахнула за кадром девица.

Какие наблюдательные люди. Человек. Не в лохмотьях. С оружием. Я не выдержал, рассмеялся, чем привел противника в замешательство.

– Он смеется... – недоверчиво подметила вторая девица.

– Послушайте, – крикнул я, – я сейчас подохну с вами от хохота! Может, заключим перемирие, пока я вас всех не перестрелял? Учтите, патронов у меня – мешок, а если разозлюсь, да вспомню юношеский чемпионат по стендовой стрельбе и боевые навыки в игре «Doom-2»... В общем, как насчет продлить свою молодость?

Мой голос прозвучал для них подобно гласу Господню. Тишина воцарилась – как у Гоголя в «Ревизоре». Пятеро молодых людей глубоко задумались. Я не стал перебивать естественный процесс мышления. На всякий случай посмотрел по сторонам – не идут ли смелые? – уселся на землю и закурил.

– Послушай, умник, – неуверенно сказал Куницын, – ты кто такой?

– Милиция, – отозвался я. – Мы с вами где-то встречались. Не далее как позавчера. А может, третьего дня.

– Знакомый голос, – с сомнением сказала брюнетка.

– Ничего подобного, – решительно отвергла рыжая, – впервые слышу. Всади ему в печенку, Сергей. Он точно нас преследовал.

– Посадят, – усмехнулся я. – Послушайте, ребята, я отлично понимаю – мы твердо знаем, что надо делать. Но никогда не знаем, что надо НЕ ДЕЛАТЬ. Может, хватит выеживаться?

– А что нам не делать? – хмуро спросил Куницын.

– Не стрелять! – заорал я, теряя ангельское терпение. – Вы что, придурки, в натуре, в тюрьму собрались? Так я это живо организую!

– Ладно, выходи, не стращай, – процедил Куницын. – Но пистолет опусти и не дергайся. И учти... так называемый милиционер – будешь на нас телегу гнать, мы дружно подтвердим, что ты первым стрелять начал.

Я спрятал пистолет и выглянул из-за камня. На скале приподнялся Куницын. Я показал пустые ладони. Повернул их тыльной стороной. Он поморщился, кивнул и тоже опустил карабин. Съехал задним местом на соседний уступ. Мы медленно сходились. Над соседним булыжником воспарила физиономия Валентина Голованова с распухшим лбом (явно не святой Валентин). На другой стороне – ученый лик Мурзина в солидных очках. По бокам – две физиономии помельче. Забавно наблюдать, как сомневающиеся люди выбираются из укрытий, боязливо озираются, облизывают пересохшие губы, робко спускаются.

Эпохальная встреча произошла на середине тупикового отростка лабиринта. Сердце колотилось, но небрежная поза и скабрезная ухмылка мне, похоже, удались. Пусть видят, что за плечами у меня пусть не вся мощь МВД, но взвод ОМОНа – наверняка. Эта «труппа» разительно изменилась с момента нашей встречи на базе. Грязные, похудевшие. У Куницына – воспаленные глаза. Голованов – бледное недоразумение, и куда подевался отлизанный красавчик? – колтун на макушке, взор блуждающий, штормовка прожжена. Мурзин пытался вытереть рот, нарисовал себе усы грязной рукой, и никто не сделал замечание. У брюнетки потемнела кожа, грязь скопилась в морщинках, синева под глазами. У рыжей волосы вылезли из-под берета – спутанные, потерявшие живительный блеск, глаза потухли, пухлые губы источили трещинки. А ведь это только начало пути, пронеслось в голове.

– Ой, ущипните меня кто-нибудь, – сказала брюнетка. – Это тот самый милиционер, который... Только не ты, – она шлепнула по руке Мурзина, который потянулся ее ущипнуть.

– Не узнаю такого, – упрямо сказала рыжая.

– Бывает, Стелла, – широко улыбнулся я. – При склерозе хорошо помогает морковка.

– Покажите ей свою визитную карточку, – пробормотал Куницын. – Что-то с памятью ее стало.