– Как это получается, Мэрстон, – продолжал Холмс, – всякий раз, когда я вижу вас за шахматной доской, оказывается, что вы играете белыми?

В ответ Мэрстон рассмеялся, но внезапно его лицо стал серьезным.

– Однако, Холмс, – сказал он, – откуда Вы знаете, что я играл белыми? Я уверен, что последний ход был сделан еще до того, как Вы с Ватсоном вошли в комнату. Так откуда у Вас такая уверенность?

– Вы поняли, откуда я узнал, что Мэрстон играл белыми?

– О, нет, – ответил я. – Я поступил, как вы меня учили, использовал все методы, тщательно обследовал всю комнату, но так и не нашел ни единого ключа к разгадке!

Холмс расхохотался.

– Всю комнату, Ватсон, всю комнату! А не проверили ли вы заодно и всю остальную часть здания?

– Мне это в голову не пришло, – кротко признался я.

– Мой дорогой Ватсон, – сказал Холмс, смеясь еще громче, – понимаете ли, я просто шучу. Едва ли необходимо было осматривать все здание, всю комнату и даже стол и игроков. Смотреть надо было только на шахматную доску.

– Шахматную доску? Что же особенного в шахматной доске?

– Так ведь позиция, Ватсон, позиция! Вы не заметили, было ли в этой позиции что-то особенное?

– Я действительно помню, что она показалась мне весьма необычной, но я не вижу, как из этого можно заключить, что Мэрстон играл белыми!

При этих словах Холмс встал.

– Давайте снова установим эту позицию, – сказал он, расставляя фигуры так, как они стояли на доске днем в клубе. – Не могли бы Вы теперь сказать, на какой стороне белые, а на какой черные?

Я долго рассматривал доску, но не мог найти ничего, что могло бы мне помочь.

– Это пример того, что Вы называете ретроспективным анализом? – спросил я.

– Прекрасный пример, – ответил Холмс, – хотя и элементарный. Да перестаньте, неужели Вы не видите хоть какого-нибудь ключа к разгадке?

– Не вижу, – грустно сказал я. – На первый взгляд кажется, что белые на нижней стороне доски. Но это слишком поверхностное заключение. Ясно, что игра в эндшпиле, а на этой стадии король часто оказывается на противоположной части доски. Поэтому, в действительности, белые могут быть на любой стороне.

– Ничто в этой позиции не привлекает Ваше внимание, Ватсон? – безнадежно спросил Холмс.

Я снова посмотрел на доску.

– Я полагаю, Холмс, здесь есть нечто, на что стоит обратить внимание: черному королю объявлен шах слоном. Однако я не вижу, какое отношение это имеет к тому, на какой стороне вначале располагались белые.

Холмс победно улыбнулся.

– Самое прямое отношение, Ватсон. Именно здесь вступает в действие ретроспективный анализ! В ретроанализе необходимо тщательно проанализировать прошлое. Именно прошлое, Ватсон! Поскольку черным объявлен шах, каким же мог быть последний ход белых?

Я снова посмотрел на доску и ответил:

– Ну, это вполне мог быть ход белой пешкой с e4 на e5, открывающий шах со стороны слона. Из этого, конечно, следует, что белые играют на нижней стороне доски. Однако они могут быть и на верхней стороне, и в таком случае их последний ход был пешкой с d5 на d4. Я не вижу оснований для выбора одной из этих возможностей.

– Очень хорошо, Ватсон, но если бы, как вы сказали, последним, действительно, был ход одной из пешек на e5 или d4, то каким мог быть ход черных непосредственно перед этим?

– Это невозможно! – воскликнул Холмс. – Находясь на этом поле он был бы под двойным шахом со стороны белого слона и ферзя, стоящего на c5. Получается, что белые объявляли шах ферзем, когда черный король уже был под шахом со стороны слона, или шах слоном, когда черный король уже был под шахом со стороны ферзя. В ретроспективном анализе такой невозможный шах известен под названием “воображаемый шах”.

После короткого размышления я понял, что Холмс прав.

– Тогда, – заявил я, – данная позиция просто невозможна!

– Вовсе нет, – засмеялся Холмс, – просто вы не все возможности учли.

– Однако, Холмс, вы сами только что доказали, что возможного последнего хода у черных нет.

– Ничего подобного я не доказывал, Ватсон!

Тут я почувствовал легкое раздражение.

– Перестаньте, Холмс. Только что, к моему полному удовольствию, Вы доказали, что для последнего хода возможности у черного короля нет.

– Правильно, Ватсон. Я доказал, что у черного короля нет возможности для последнего хода, но это вряд ли доказывает, что у черных нет возможности для последнего хода.

– Однако король – единственная черная фигура на доске! – воскликнул я.

– Единственная черная фигура на доске сейчас, – поправил меня Холмс, – однако это не значит, что он был единственной черной фигурой на доске непосредственно перед последним ходом белых!

– Конечно, – ответил я, – как глупо с моей стороны! Белые своим последним ходом могли взять черную фигуру. Однако, – воскликнул я, озадаченный еще больше, – ни одна из белых пешек на e5 или d4 не могла взять фигуру противника своим последним ходом.

– А это доказывает, – усмехнулся Холмс, – что Ваше утверждение о том, что последним ходом белых был ход одной из двух упомянутых пешек, просто неверно.

– Неверно, – воскликнул я, сбитый с толку. – Почему?

И тут меня осенило.

– Конечно! – заявил я тоном победителя. – Теперь мне все ясно! Как глупо, что я так долго этого не понимал! Последним своим ходом белая пешка с g2 взяла черную фигуру на h3. Тем самым одновременно был объявлен шах королю и взята фигура, и именно этой фигурой – какой бы она ни была – черные сделали свой последний ход.