«Три монетки. Обед. Ужин. Ночлег. Убью гада.»

У Курта на миг потемнело в глазах, он покрепче сжал посох и шагнул из-за угла. Мир внезапно стал ясным, четким и фантастически красивым. Курт двигался с невероятной легкостью. Казалось, что-то помогало каждому его шагу.

— Верни ей деньги, скотина, — сказал он — и сам содрогнулся от силы приказа, прозвучавшего в его голосе.

Гиссет вздрогнул и застыл. "Как он смеет, этот чужак?! Приказывать ему ?! Главному Сборщику Налогов Королевства Рон, личному другу Архимага?! Да кто он такой?!"

Гиссет уже открыл было рот, но так и не смог выдавить из себя ни звука — потому что взгляд незнакомца арбалетными стрелами вонзился в его глаза и в этом взгляде была СМЕРТЬ. Смерть немедленная и неумолимая. Он мелко задрожал и торопливо сунул деньги обратно в кружку.

— Все, что есть в карманах и за пазухой — на дорогу! — тем же страшным тоном приказал Курт.

— Это касается всех! — добавил он.

Все слышали его голос. Все видели его глаза. Не было никого, кто посмел бы ослушаться. Даже если бы захотел. Даже если бы смог. Даже если бы смог захотеть.

— Оружие на землю! С коней! Снять одежду! Совсем снять! Всю что есть!

Перед Куртом дрожал строй совершенно голых людей. Курт уже не мог бы с уверенностью сказать, кто из них является гвардейцем, кто сборщиком налогов — за исключением, разумеется Гиссета, но на него Курт предпочел не любоваться: он был чудовищен даже одетый, а Курт не любил ночные кошмары.

— Вот теперь хорошо, — сказал он, когда все выполнили его команду. — Такие вы мне нравитесь. Идите за мной!

Он повернулся и пошел к выходу из города, не оборачиваясь и не проверяя, идет ли кто за ним. Почему-то он знал, что никто не осмелится ослушаться.

Вот и ворота. Они открыты. За ними — тяжело груженые подводы и некоторое количество конной гвардии, их охраняющее. Справиться с ними не сложнее, чем с предыдущими.

Курт еще раз поразился: как меняется человек, потерявший свое форменное платье! Сразу куда-то деваются и знаменитая гвардейская выправка, и горделивый взгляд, куда-то пропадают великие герои, способные разнести мир в клочья — а то, что остается на их месте, неспособно уже ни к какому действию. «Да их десять старушек разгонят!» — с удивлением подумал Курт. — «Тоже мне, гвардия!»

— Все разделись? Вот и отлично, — легкая искорка жалости шевельнувшаяся в нем, сразу погасла, едва он заметил сгрудившихся недалеко от повозок арестованных. «Да, сейчас эти гвардейцы выглядят жалко и беззащитно… но стоит отпустить их — и они вновь наденут свои мундиры. Нет уж, Мур прав. Война есть война.»

Впрочем, быть может, он ни о чем таком и не задумывался, а все это — авторский домысел, попытка как-то оправдать героя.

— На колени, — сказал Курт своему обнаженному воинству, и толпа дружно исполнила его приказание.

— Вы пришли покорить эту землю. Вы хотели этой земли — так ешьте ее! Досыта, — сказал Курт, а изнутри него изливалась мягкая неодолимая сила, делая все его приказы непререкаемыми.

— Наелись? — спросил Курт, когда нескольких стало тошнить от усердия. — Вижу, что наелись.

Он помолчал, оглядывая этих людей, таких чудовищных еще недавно, таких жалких сейчас.

— А теперь станьте той землей, которую ели, — бросил он и, не оглядываясь, побрел прочь.

Он знал, что за его спиной расстилается ровное поле, в котором прибавилось свежей земли.

Комендант с трудом перевел дух и спрятал обратно в потайной карман то самое, убивающее даже магов. «Не понадобилось!» — обрадовано подумал он. — «Этот парень все сделал за нас. И как чисто! Даже завидно. Никаких следов не оставил. Исчез куда-то господин Главный Сборщик Налогов, и все. А кто ж его знает — куда, разве он таким мелким сошкам, как я докладывать станет?»

— Уходим! — скомандовал он своим.

— А как же… с этим?! — спросил один из его людей, кивнув вслед уходящему Курту.

— С кем?! — удивленно спросил комендант. — Я никого не вижу. О чем ты?

— Понял, — кивнул тот. — Прошу прощения, господин командир, контузия.

— Уходим, — повторил комендант. — И тихо. Мы нигде не были. Никого не видели. Вы чинили вход в комендатуру. Я писал рапорт. Ничего не было. Совсем.

— А те, кого этот обоезадый гад арестовал? — спросил другой воин. — Ну, те, которые пленные… все эти, что свои вещички отдавать не захотели?

— Сами разберутся, не маленькие, — отмахнулся господин комендант. — Сейчас придут в себя, похватают свое барахло и разбегутся по домам. Да и вообще, мы — оккупационный режим, а не богадельня при монастыре!

— Вы серьезно, командир?! — усмехнулся бывший разведчик. — Ну, хвала богам, а то я уж сомневаться начал! Подумал — вдруг меня перевели, а я и не заметил!

Его приятель довольно фыркнул.

— Два наряда вне очереди за насмешки над старшим по званию! — зарычал господин комендант, а потом тихо ласково прибавил. — Ах, вы, мерзавцы!

— Есть два наряда! — откликнулись разведчики.

— Уходим, — сказал комендант.

Комендант скользил по вечерним улицам города мягким широким шагом разведчика. Он был задумчив. Только что он отпустил врага. Почему? Потому что враг был прав? Потому что он вдруг понял и принял его правду? Что следовало принять — правду врага или неправду долга? Он, солдат, нарушил долг, присягу. Или — не нарушил? Или это присяга, долг нарушили… что?! Что они нарушили? Что могли нарушить? Как они вообще могли что-то нарушить, если они и есть — истина! Солдат не смеет сомневаться в правде присяги, правде долга. Солдат обязан верить в истинность того, за что он сражается, иначе он не солдат, а гнусный наемник. Или того хуже — предатель. Так… кто же он? Наемник? Предатель? Или все же он прав, и это присяга и долг что-то нарушили? Нарушили что-то важное… иначе… иначе он не стал бы…

— Сдается, я с ума схожу! — одернул он сам себя. — Солдат с такими мыслями — покойник.

— А ты и есть покойник, — мягко и страшно произнесла тьма слева от него, и комендант, вздрогнув, остановился.

Из подворотни вынырнул темный мерцающий силуэт. Маг! В следующий миг комендант узнал командира магов особого назначения.

— Ты хоть знаешь, кого ты отпустил? — ласковым от бешенства голосом спросил маг.

— Тебя не спросил! — ответил комендант.

— А нужно было! — прошипел маг. — Предатель!

— Я привык доверять своим чувствам, — сказал комендант. — Я не чувствую себя предателем.

— А знаешь ли ты, что за уничтожение этого человека тебе простилось бы все что угодно? — страшно спросил маг. — Что ты мог бы удавить этот кусок жира прямо на глазах короля и Архимага, и тебе бы ничего не было! Да нет, вру. Тебе бы аплодировали! Тебе ничего бы не было, даже убей ты короля! Все что от тебя требовалось — просто выполнить свой долг. Почему ты этого не сделал?!!