Диана Александровна высвистала меня с караула, едва только пыхтящая и бурчащая себе под нос команда пионеров нашего отряда выволокла к подножию памятника довольно толстую и тяжелую хвойную гирлянду и, отдав пионерский салют, свалила на задний план.

– Готов? – боднула она меня сердитым взглядом, когда мы дошли до места сбора выступающих. Концерт тоже планировался на свежем воздухе, в сквере, шагах в ста от свежеоткрытого памятника.

– Вы ж сами проверяли, – огрызнулся я.

– Ну смотри, чтоб без фокусов!

Да, блин, она просто мастер мотивирования… Я вздохнул и с тоской огляделся. На соседней лавочке сидели еще несколько выступающих: какая-то девчонка, судя по возрасту, из второго-третьего отряда, с саксофоном в руках, и парочка заметно более мелких испуганных пацанов, чьи стриженые головы были едва видны из-за стоявших на их коленях баянов. А чуть в стороне солидно «готовилась к выступлению» пятерка взрослых мужиков с духовыми инструментами в руках, передавая друг другу фляжку с какой-то жидкостью. Да уж, та еще у меня компания для начала концертной деятельности…

Мой выход был третьим. Первой «на сцену», представлявшую собой всего лишь заасфальтированную площадку, на которой установили притащенные откуда-то лавки, в настоящий момент занятые оставшейся частью «первых лиц» и некоторыми ветеранами посолидней, вышла девчонка с саксофоном. Она старательно отыграла пару этюдов, один из которых я узнал. Это был Моцарт, «Маленькая пряха». Народ на саксофон отреагировал, прямо скажем, слабо. Ну не народный это был инструмент здесь и сейчас, совсем не народный… Потом вышел паренек с баяном, при появлении которого люди слегка оживились. А после того, как мальчишка, морща лоб, «сбацал» хит всех времен и народов первого класса музыкальный школы практически по любому инструменту – незабвенную «Как под горкой, под горой…», ему даже жиденько похлопали. Ну а третьим выпустили меня. Я вышел, поправил гитару и, окинув «публику» взглядом, ударил по струнам, затянув ломким, мальчишеским голосом:

– ПРО УЛЫБКУ ТВОЮ И ГЛАЗА! – мощно поддержал меня сидевший в первом ряду старик в генеральском мундире слегка устаревшего покроя с целым иконостасом наград на груди. За время предыдущих выступлений ветераны успели «тяпнуть по маленькой» (ну не было здесь пока никакой борьбы с пьянством и алкоголизмом), так что уже со следующего куплета его поддержал целый хор мужских и даже женских голосов:

Когда я закончил, народ явно разошелся. Сидевший в первом ряду генерал лихо махнул рукой, частью выплеснув водку из стакана.

– Давай, паренек, сыграй еще что-нибудь!

И я послушно начал:

НА БЕЗЫМЯННОЙ ВЫСОТЕ… – подхватил дружный хор. В глазах многих сидевших явно заблестели слезы. Да у меня самого, блин, в горле запершило, если честно. Мешая петь… Потому что передо мной сидели они, те самые – «богатыри, не вы». Оттолкнувшиеся «ногой от Урала», как это спел Высоцкий… Прошедшие всю Европу, теряя друзей и любимых. Выстоявшие, наперекор всему… И что с того, что сейчас они выглядят этакими потрепанными жизнью мужичками и женщинами пожилого возраста. Они – герои!

Когда я закончил, генерал грузно поднялся с лавки и, позвякивая медалями, подошел ко мне.

– Молодец, парень, – душевно спел. – Он осторожно обнял меня, прижав к своим орденам, а потом погладил по вихрастой макушке.

– А про танкистов чего-нибудь знаешь? Ну там – «Броня крепка, и танки наши быстры…».

Я пригляделся – петлички у генерала были с танками. Но про танкистов я знал только Калинкина. Только вот стоит ли его исполнять? Слова там разные встречаются. Те же «пусть поможет либо дьявол, либо бог…» или «господа купель…». Я ж ее и не думал как-то адаптировать для сегодняшних реалий. Зачем? Для деда с друзьями и так можно. А куда-то на сцену я с песнями лезть не собирался…

Я поймал взгляд Дианы Александровны. Она, похоже, тоже была в растерянности. А генерал не отставал:

– Давай, парень, порадуй танкистов!

Я взглядом спросил, что делать. Замдиректора по воспитательной работе сглотнула, потом медленно кивнула и тут же показала мне кулак.

– Я это… «Броня крепка» аккордов не знаю. Но есть у меня одна песня про танкистов. Новая совсем…

Генерал посмурнел, а потом сокрушенно махнул рукой.

– Ладно, давай новую… Хотя хрен кто сейчас хорошие песни про войну пишет. Так, чтобы за душу брало. Вот в войну…

Так что «Танковую атаку» я начал выводить дрожащим голоском и при недовольном молчании:

Но к окончанию второго куплета настроение у слушателей начало меняться. Генерал, не зная слов, начал просто помахивать рукой в такт, повторяя понравившиеся фразы:

– «Только в промежутке на броне кресты…» или: «и тридцать тонн уральской стали летит вперед, летит вперед…», а на словах:

заплакал. Громко. Навзрыд. Бормоча что-то: «…так же под Прохоровкой… семь экипажей от всей бригады…»

Ну а когда я закончил:

– И это поле снова наше, и мы с тобой смогли дожить! – Он встал, громко высморкался и сурово спросил: – Чья песня, парень?

Меня качнуло вперед, прижав животом к холодильному прилавку, а в спину кто-то чувствительно заехал локтем. Но я успел-таки ухватить два куска колбасы, завернутой в уже размокшую и расползавшуюся в руках оберточную бумагу, и принялся энергично выбираться из возбужденной толпы.

– По одному куску в руки! – визгливо закричала какая-то женщина слева, после чего ко мне протянулась чья-то рука со скрюченными пальцами, попытавшись выхватить у меня из рук один кусок колбасы. Но я умело сработал плечом, сбивая руку, и шустро вывернулся к дальнему углу, где меня ждала заботливо втиснутая между стеллажей сестренка, в настоящий момент флегматично ковырявшаяся в носу. Все происходящее для нее было вполне привычно, потому что такие «забеги за колбасой» мы совершали минимум два раза в неделю. А бывало, и три… Сунув ей в руку один кусок, я победно заявил: