Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С этим?
– Нет, с другим, с Ульфом.
– Гм, – кивнула Марианне. – Ульф, говоришь… И что ты хочешь от него?
Антония пожала плечами.
– А он что?
– Он добрый, умный и боится близости. Это похоже на меня.
– Минус доброта и ум в таком случае, – сказала Марианне.
– Да, минус доброта и ум, конечно же.
– Ты достойна любви, Антония. Бери ее, если она придет.
– Если придет – обещаю. А с бизнесом как?
– Не могу жаловаться. Многие борются за выживание.
– Это правда.
– Гребаная страна.
– Ну, как посмотреть.
– Нет, гребаная страна, как ни посмотри. Во всем появилось что-то социально-расистское, нацизм всеобщего благоденствия. Просто слов нет! Был бы жив Ассар, он задал бы всем тупым расистам. Зуб даю! Он просто ненавидел мелочность и идиотизм, которые теперь разъели страну. Это неправильно, абсолютно.
Антония выжидала. Марианне вот такая – вспыльчивая и красноречивая, с каким-то удивительным политическим пафосом, при том что бо́льшую часть жизни была преступницей. Она говорила без остановки и от собственных слов заводилась еще больше. Говорила о проклятых социалистах, которые в семидесятые и восьмидесятые подтолкнули ее и ее супруга Ассара на путь преступности своими негуманными налогами. Говорила об умственно отсталых тупых расистах из социал-демократов, о скрытых фашистах из народной партии, вредных коммунистах, больных на голову феминистках и анальных зеленых и так далее.
Так продолжалось пять минут, пока Марианне не закончила речь. Она тяжело дышала.
– Спасибо за воду, – сказала Антония и встала.
Марианне выпятила губы, как будто в эту секунду пожалела о сказанном.
– Вот как-то так.
Антония задвинула стул.
– Эта болтовня, Марианне, она принижает тебя. Ты гораздо лучше.
Хозяйка переживала неловкий момент.
– Да, наверное, ты права, – вздохнула она. – Не понимаю, почему я всегда завожусь на этой почве.
В ней было что-то очень располагающее.
– Избивший женщину – конечно, бесплатно, – сказала Марианне. – Карточка-удостоверение будет стоить и денег, и взаимных услуг.
Антония убрала руки со спинки стула.
– Я работаю в полиции и за это получаю зарплату.
Марианне встала.
– Как будто мне есть дело… Приходи в наш мир, Антония, ты стала бы природным дарованием.
Антонию немного рассмешил этот комплимент.
– Знаешь, что обычно говорил Ассар?
– Да, – ответила Антония.
– Что же?
– «Если начнется гроза, не наложи в штаны».
– Точно.
– Но это сказал не Ассар. Он спер эту реплику у фон Сюдова из того фильма…
Марианне пожала плечами.
– Ну, может быть, но Ассар воровал все. Потом он считал это своим. Поэтому с ним было так легко жить.
Кристиан Ханке встретил отца и Роланда Генца в гостиной усадьбы. Они сидели у потрескивающего огня и разговаривали. Оба повернулись, когда он вошел в комнату.
– Нам нельзя находиться вместе, – сказал Ральф.
– Плюнь на это сейчас, – ответил Кристиан.
– Что случилось? – поинтересовался Генц.
– Один из наших парней найден убитым в одном из надежных мест.
– Где? Кто?
– Не знаю, неважно. Но теперь мы должны поменять дислокацию.
На мгновение все замерли.
– Они здесь? – спросил Ральф.
– Мы не можем быть уверены. Но вот это вместе с похищением Карлоса…
– Что ты собираешься делать? – перебил Роланд.
– Перевезти одного из мальчиков.
– Куда?
– В Колумбию, к дону Игнасио; там мы будем в безопасности.
– Мы?
– Я поеду с ним, – сказал Кристиан. – Вам тоже не помешало бы подумать о безопасности.
– Бери Лотара, – проговорил Ральф Ханке. – Сын Гектора важнее всего; пусть второй, швед, остается здесь.
– Я считаю наоборот, – возразил Кристиан.
* * *
Альберт проснулся, оттого что сильные руки оторвали его от матраса, посадили в коляску и вывезли из комнаты. Он успел заметить коридор, двери, ведущие в другие помещения, комнату охранника с окном.
Когда Альберт оказался на улице, была ночь и темно, хоть глаз выколи. Он старался осмотреться, получить представление о том, где находится.
Резким движением его подняли в черный микроавтобус с открытой отъезжающей дверью и посадили на сиденье. Мужчина, выдернувший его из сна, пропал, дверь тихо задвинулась – идеальная автоматика.
В автобусе Альберт был один; ему хотелось вскочить и убежать. Эти мысли, естественная способность так сделать, по-прежнему жили в нем – и, наверное, всегда будут жить.
Открылась дверь у водительского сиденья. Контуры мужчины, севшего за руль. Потом открылась отъезжающая дверь, и внутрь согнувшись вошли двое мужчин. Альберт узнал одного из них.
– Эрнст! – Он почувствовал облегчение, неописуемое облегчение.
Но тот избегал визуального контакта. Он сел через два ряда впереди, за водителем.
– Тебе и Эрнсту нельзя разговаривать между собой, – сказал второй мужчина, севший на тот же ряд, где и Альберт, через сиденье от него. – Меня зовут Кристиан.
Дверь задвинулась, и машина стартовала в темноту.
– Я прошу прощения за то, что все случилось так стремительно, – добавил он, пристегнув ремень безопасности.
– Эрнст, моя мама жива? – громко спросил Альберт.
Спина Эрнста не шевелилась, он просто сидел и смотрел перед собой.
– Эрнст!!
– Перестань разговаривать, и уж точно не по-шведски, – сказал Кристиан.
– Эрнст, чертов идиот, отвечай на мой вопрос!!! – заревел Альберт.
– Я не знаю, – выдохнул Эрнст.
– О чем вы разговариваете? – спросил Кристиан на английском.
– Забудь, – ответил Эрнст по-шведски.
– О чем вы говорили? – повторил Кристиан.
– Мальчик спрашивал, жива ли его мать, – сказал Эрнст по-английски.
Кристиан собрался и взглянул на Альберта:
– Твоя мать жива. Пристегни ремень.
– Где она? – спросил в ответ Альберт.
Кристиан наклонился, вытянул ремень над пленником и вставил его в замок.