Блокнот у Тома: строчки ползут у него перед глазами.

Следующим блокнот забирает Дон, и злость в его взгляде понемногу перерастает в смущение.

Мэлори чувствует: столь серьезную проблему голосованием не решить.

– Ты не можешь здесь оставаться, – говорит она, тыча пальцем в Гари. – Ты должен уйти.

– Мэлори, позволь ему объясниться, – не слишком убежденно просит Дон.

– Эй, ты что, свихнулся? – спрашивает Феликс.

Дон с блокнотом в руках поворачивается к Гари.

– Ты ведь понимаешь, как скверно это выглядит, да, Гари?

– Конечно, понимаю.

– Так это не твой почерк? Можешь доказать?

Гари достает ручку из портфеля и пишет в блокноте свое имя.

– Гари, мы должны поговорить всемером, – объявляет Том, мельком взглянув на написанное. – Хочешь – оставайся здесь. Из другой комнаты ты нас все равно услышишь.

– Ясно, – отзывается Гари. – Ты тут командир. Твое слово – закон.

Мэлори хочется его ударить.

– Ладно, что будем делать? – невозмутимо спрашивает Том у остальных.

– Гари должен уйти, – твердо заявляет Шерил.

Том устраивает голосование.

– Джулс?

– Том, ему нельзя здесь оставаться.

– Феликс?

– Я против Гари. Вообще-то я против того, чтобы выгонять по результатам голосования, но этого блокнота у Гари не должно было оказаться.

– Речь не о том, чтобы выпустить на улицу желающих, – напоминает Дон. – Мы выгоняем человека. Том, неужели тебе совесть позволит?

Том поворачивается к Олимпии.

– Что скажешь?

– Позволит, Том? – не унимается Дон.

– Дон, ты уже проголосовал.

– Нельзя выгонять человека на улицу.

Блокнот лежит на столе. Раскрытый. Строчки безупречно аккуратные.

– Дон, прости меня, – говорит Том.

Дон с надеждой поворачивается к Олимпии. Та молчит, хотя ее слово уже не важно. Воля большинства ясна.

Гари встает, убирает блокнот в портфель и делает шаг назад. Он поднимает подбородок и кивает, набрав в грудь побольше воздуха.

– Том! – зовет Гари. – Можно мне взять твой шлем? По-соседски прошу.

– Конечно, бери, – тихо отвечает Том, выходит из столовой, возвращается со шлемом и едой, вручает и то и другое Гари.

– Так он просто надевается, да? – спрашивает Гари, подтягивая ремешок на шлеме.

– Ужас какой! – причитает Олимпия.

Том помогает Гари надеть шлем и провожает до двери. Следом гуськом идут остальные обитатели дома.

– По-моему, все соседние дома свободны, – говорит Том. – По крайней мере, все осмотренные нами с Джулсом. Выбирай любой.

– Звучит ободряюще! – шутит Гари, нервно улыбаясь под повязкой.

Мэлори внимательно смотрит на Гари. Внутри у нее все кипит.

Вместе с другими она закрывает глаза, а когда открывает, слышит, как распахивается и захлопывается дверь. Мэлори разлепляет веки и не видит в прихожей Дона. Неужели он ушел вместе с Гари? Тут с кухни доносится шорох.

– Дон?

В ответ раздается ворчание. Да, это Дон.

Перед тем как распахнуть и захлопнуть дверь подвала, Дон что-то бормочет. Очередное оскорбление в адрес Мэлори.

Обитатели дома потихоньку разбредаются, и Мэлори осознает серьезность того, что они сотворили.

Кажется, Гари за каждым окном.

Его выставили из дома. Выгнали. Вышвырнули.

«Что хуже, – спрашивает себя Мэлори, – когда Гари в доме, где за ним можно следить, или когда на улице, где за ним не уследишь?»

«Это гари тебя преследует?»

Шум за спиной не стихает – далекий, но вполне различимый.

«Он хочет напугать тебя. Поэтому не нагоняет, а ведь давным-давно мог».

Гари.

«Четыре года прошло!»

Неужели он четыре года ждал, чтобы отомстить?

– Мама! – шепчет Мальчик.

– В чем дело?

Мэлори боится его ответа.

– Шум теперь ближе.

«Где был Гари четыре года? Следил за тобой. Караулил у дома. Наблюдал, как растут дети. Как мрачнеет и холодеет мир. Наблюдал, пока однажды не сгустился туман, в котором ты наивно решила спрятаться. Только Гари видел сквозь него. Он видел сквозь туман. Видел тебя, Мэлори. Видел все, что ты делаешь».

– Черт подери, быть такого не может! – кричит Мэлори. Шея затекла, но она поворачивает голову и кричит снова: – Оставь нас в покое!

Гребки уже не те, что утром. Не те, что в начале путешествия. Тогда у Мэлори были здоровые руки, сердце, полное энергии, и четыре года ожидания за плечами.

Тяготам и злоключениям вопреки, Мэлори отказывается верить, что их преследует Гари. Это было бы слишком. Человек, карауливший их четыре года. Не тварь, а человек.

«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ».

Фраза из блокнота Гари. Всего шесть слов. Эти слова не покидали Мэлори с той самой ночи, когда она прочла их в подвале. Разве это не так? Кого она боялась, слыша шорохи через усилители, которые добыли они с Виктором? Зверя? Тварь?

«Гари. Конечно, Гари».

Он мог легко проникнуть в дом. Мог сломать окно. Мог напасть на нее, когда она ходила к колодцу, Зачем же он ждал? Караулил, пугал, а удар нанести не решался.

«Он сумасшедший. Не в нынешнем, а в обычном понимании этого слова».

«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ»

– Мальчик, это человек?

– Не знаю, мама.

– Он гребет?

– Да, но не веслами, а руками.

– Спешит или мешкает? Расскажи мне обо всем, что слышишь.

«Кто тебя преследует?»

«Гари».

«Кто тебя преследует?»

«Гари».

«Кто тебя преследует?»

«Гари. Гари. Гари».

– По-моему, нас преследуют не на лодке, – вдруг говорит Мальчик. В голосе слышится гордость: слух не подвел-таки его.

– О чем это ты? Нас преследуют вплавь?

– Нет, мама, за нами не плывут, а идут.

Далеко позади раздаются звуки, каких Мэлори прежде не слышала. Они как гром, но необычный. Или как голоса птиц, которые, слетев с вершин деревьев, не воркуют, не поют, а кричат.

Гулкое эхо подхватывает звуки лишь раз, и Мэлори бьет озноб, причина которого не в октябрьской прохладе.