У нужного холма я оказался через минут двадцать ходьбы. И немедля принялся взбираться, с облегчением убедившись, что здесь нет снежного вала. Не придется барахтаться по горло в рыхлой массе, теряя силы. Поднявшись примерно метров на двадцать, замедлился и дальше взбирался очень неспешно, внимательно изучая прилегающую местность насколько это позволяла видимость.

У замеченного мной в центре вспышки человеческого силуэта было кое-что в правой руке. Нечто крайне знакомое на вид любому человеку.

Ведро.

Это было очень похоже на ведро.

Первая вспышка — с ведром вышли.

Вторая вспышка — с ведром зашли.

Зачем выходили? Тут все очевидно — что-то выплеснуть. Помои. Отходы жизнедеятельности. Прочее.

Как в этом убедиться? Да очень просто — подобраться и поглядеть.

Первое на что я наткнулся — внушительных размеров сугроб. Красивый, округлый, странно выглядящий на ровном склоне. Будто валун. Сняв с пояса лопатку, я подошел вплотную, скрываясь за его массой, заинтересованно ткнул острием в слежавшийся снег. Лопатка ушла на все лезвие. Отвалился немалый кусок хрустящей белой снежной мякоти. Я принялся копать.

Не знал, что однажды мне придется узнать о стольких видах снега и придумывать ему столько разных названий. Всю прошлую жизнь для меня снег был просто снегом. Белая холодная штука что так нравилась в детстве и так раздражала впоследствии. Сугробы у подъезда, сугробы на машине, месиво на дорогах, грязная каша липнущая к обуви… одни проблемы.

В детстве я различал снег на сухой и липкий. Второй нравился куда больше — из него отлично лепились снежки, снеговики и снежные крепости.

Сейчас же, спустя годы и совсем в другом мире, я познакомился уже с десятком видов снега. И каждому придумал название, чтобы различать и мысленно каталогизировать. Тут это вопрос выживания.

Лопатка звякнула о нечто куда более твердое, чем снег. И это не был звук удара о лед. Что-то другое. С очень знакомым звуком. Еще парой ударов расширив дыру, я заглянул внутрь, потом пощупал. И беззвучно хмыкнул. Камень. Даже не камень, а кирпич. Под снегом скрывался здоровенный кусок кирпичной кладки с торчащей толстенной арматурой. Бьюсь об заклад, что размеры кладки покажутся мне очень знакомыми, если очистить весть этот снег.

На склоне холма лежал обломок летающей кельи. Обломок тюремного креста. Не могу сказать какая именно часть. Но я уверен, что это не центральная часть. Не туловище креста. Может быть обломок крыла или задницы. Почему? Потому что я видел световые вспышки. Где-то выше меня, метрах в пятнадцати, лежит основная масса рухнувшего на холм креста. Рухнувшего так удачно, что вся его внутреннее оборудование сохранило работоспособность. Во всяком случае та его часть, что отвечает за выработку тепла и освещения. Без этого тут не выжить.

Крест упал. Разлетелся на части. «Фюзеляж» уцелел.

Это можно принять если не за факты, то хотя бы за достаточно достоверную рабочую гипотезу.

А вот дальше начинается зыбкая почва догадок.

Сиделец выжил и… остался в родном кресте. Заложил пробоины в стенах, продолжил дергать за рычаг. Пропитание — тут без вариантов. На упавший крест тюремная еда доставляться не будет. А стало быть — выжившему пришлось охотиться и заниматься собирательством.

Возможно, сиделец при падении погиб. Но гораздо позднее на крест наткнулся кто-то другой — освобожденный или очередной упавший с небес зэк.

Как бы то ни было — самое время познакомиться.

Главное не помереть во время знакомства. Вряд ли гостей встречают тут приветливо.

Хотя для начала надо еще отыскать сам крест — который я уже успел представить в голове чуть ли не воочию.

Обойдя сугроб, чуть постоял, оглядывая исчерканный змеиными следами снег. Отойдя чуть в сторону, снова вгляделся. И наконец-то увидел — едва-едва заметную, уже почти заметенную тропинку. Даже не тропинку, а так — просто цепочку человеческих следов. Либо прошли всего раз, либо старались наступать на свои же следы. По этой цепочке я и последовал — но, само собой, не прямо по ней, а двигаясь на максимальном удалении. Будь я здешним обитателем — обязательно бы наблюдал за подступами к родному дому и особое внимание уделял бы уже хоженым мною же тропинкам. Однажды пройденный отрезок в голове начинает прочно ассоциироваться с тропинкой, а то и удобной дорожкой. Это инстинкт. Нас тянет ходить проторенными путями. Потому что это удобно и знакомо. Мы всю жизнь ходим одними и теми же улицами, выходим на одних и тех же остановках, посещаем одни и те же магазины. Мы знаем каждую трещину, пятно и щербинку на любимых и привычных дорожках. Мы даже наших собак приучаем гулять в одном и том ж месте и по одним и тем же дорожкам. И наблюдаем мы в первую очередь за известными нам самим путями и дверями. Поэтому зачастую штурмовики входят не через дверь, а в окно или даже сквозь потолок.

Но я не штурмовик.

Я пытливый и осторожный одиночка охотник пытающий не сдохнуть в этом заснеженном мире у подножия Столпа, что одновременно и спящий Апокалипсис, и всегда светящий ласково ночник, разгоняющий кромешную тьму.

Вход я разглядел не сразу.

Помог вытоптанный пятачок рядом с неплохо замаскированной дверью. С первого раза не разглядишь даже вблизи. Лишь постояв рядом, скользя взглядом по сходящимся сюда трем тощим тропинкам, поднимаясь глазами от пятачка, заметишь снежную шарообразную пристройку с крайне узкой щелью закрытого чем-то белым входом. Это не крест. Вроде бы нет. Скорее нечто вроде сложенной из снежных блоков пристройки. Причем сложенной давным-давно и с тех пор ее затерло, отполировало и замело снегами, превратив в часть ландшафта. Этот малый сугроб примыкал к куда большему по размерам. Стоило примерно оценить его размеры, и я понял — вот он. Нашел. Не ошибся. На склоне холма на самом деле лежал рухнувший с небес тюремный крест.

Открытие вполне ожидаемое.

Что теперь?

Теперь нечто еще более ожидаемое — знакомство с хозяином, хозяйкой или хозяевами. Главное не допустить грубейших ошибок. И в первую очередь речь не об интонациях или словах, а о том, чтобы не соваться в эту столь мирную пристройку.

Я чуть помедлил, прикидывая, алгоритм действий.

Я могу задержаться и неспешно осмотреться. Даже по мусору и отходам жизнедеятельности можно понять примерное количество здешних обитателей. А также выяснить их рацион — хотя тут все максимально очевидно.

Могу проторчать снаружи еще несколько часов и подстеречь одного их них на выходе. Повалить, оглядеть, поговорить, убедить, что пришел с целями мирными, отпустить, отойти в укрытие и подождать итога. Но люди