— Совершенно верно, — не очень неохотно кивнул Коновницын.

— И зачем тебе это нужно? Какова истинная цель? Бессмертие для тебя превратилось в бесконечную борьбу со скукой, однако ты продолжаешь упорно идти к цели стать Абсолютом. Ты не думал, что тебе просто не суждено им стать? Почему бы тебе не сдаться? Я искренне не понимаю, почему ты жаждешь стать Абсолютом так упорно, что готов тысячелетиями разрушать ради этого чужие жизни. Сколько на твоем счету поломанных судеб за эти сотни лет? Миллион?

— Это важно? — безразлично приподнял бровь Коновницын, — если потребуется, я готов пожертвовать хоть половиной человечества.

— Ради чего?! — не унимался я.

— Чтобы стать Абсолютом, — осознанно уклонился от прямого ответа боярин и коварно улыбнулся.

И сделал он это холодным как лед тоном с нескрываемыми нотками угрозы. Не хочет говорить значит. Конечно. Как же иначе. Я наивно забыл с кем разговариваю.

— Довольно, Марк. Я пришел сюда вовсе не ради праздных бесед, — задумчиво покручивая черно-золотой цилиндр в руках, серьезно произнес Коновницын, — уже пора выдвигаться.

С этими словами я отчетливо уловил напряженное движение внутри додзе. Кажется слуги, наконец, заметили разрушенную стеклянную стену оранжереи или сумели уловить присутствие посторонних на территории.

И хорошо если это слуги, а не сама Василиса Богданова пришла в себя раньше срока.

— Куда именно выдвигаться? — не совсем понял я, что Коновницын имеет в виду.

— Уничтожать боярское сословие, — мгновенно ответил боярин, — это ведь первое твое условие в нашем контракте и к завтрашнему утру оно будет исполнено.

Я прикрыл глаза и за долю секунды прогнал в голове весь диалог с Коновницыным еще раз. Вдруг я что-то не так понял, или пропустил. Но нет, все верно. Боярин заявил, что Вельяминов неуязвим и уже через минуту начал противоречить самому себе.

— Так ведь главный боярин бессмертен, разве нет? — произнесла всем очевидный факт вслух Катя Богданова вместо меня, опасливо покосившись на дверь додзе.

Движение внутри здания она тоже ощутила, как и то, что Коновницын заблокировал выход силой, чтобы мы успели закончить разговор.

— Неуязвим, — спокойно поправил Коновницын и надел цилиндр, — но, если это и можно обойти, лучшего шанса чем сегодня ночью уже не представится. Спрашиваю последний раз, Марк, ты идешь? — жестким вызывающим тоном спросил Коновницын и протянул мне руку.

Родовым взором я заметил, как ладонь боярина, покрытая черной перчаткой, начала светиться сложной потоковой вязью. Пространство мгновенно окутали миллионы тонких разноцветных нитей и, словно паутина, стали туго оплетать Коновницына.

С ходу разобраться в сути сложной многоуровневой астральной техники боярина даже у меня не было никаких шансов. Однако решать надо было немедленно, потому что физическая оболочка Коновницына начала исчезать.

Арсений настойчиво требовал не действовать без него. Гавриил очень просил держать его в курсе планов. Голицын старший умолял дать ему еще немного времени подготовить Санкт-Петербург к войне и совершать необдуманных поступков.

Но я дал клятву и долг Хранителя перекрывает все остальное.

С одной стороны, если я уйду, то Романовы окажутся в опасности. С другой, если Коновницын не лжет, мы покончим с Вельяминовым раз и навсегда.

Выбор. Я обязан его сделать.

У меня нет права на ошибку. Только не здесь и не сейчас.

Это правда, что пока Коновницын не появился на крыльце додзе «Цветочек», я не знал, что делать и мог лишь ждать. Но также правда и то, что этому скрытному ублюдку плевать на меня и я совершенно не знаю куда боярин меня перенесет.

А вдруг это будет ловушка? Вдруг, за этот месяц Коновницын понял, что совершил ошибку, поддержав меня? Вдруг, этот месяц был проверкой. Проверкой, которую я провалил, так и не сумев подобраться к Вельяминову.

Если это ловушка, то шансов выбраться будет крайне мало. В бою против Коновницына я бессилен, а без меня боярский совет никто не сможет остановить.

Мысли неслись в голове с молниеносной скоростью сменяя одну за другой. Пришлось применить ментальную технику и активировать боевой поток, чтобы у меня было чуть больше времени. Но, чем больше я думал, тем сильнее убеждался, что риски обоих решений равнозначно огромные.

Вероятность ошибки пятьдесят процентов.

Проигнорировать боярина и упустить единственный шанс на победу или довериться ему и закончить игру с Вельяминовым уже сегодня?

Довериться… все упирается в доверие.

Срань. Ненавижу гадать. Я привык просчитывать и выбирать оптимальное решение исходя из реальной ситуации.

Почему. Почему, бля*ь тогда одно из самых важных решений в моей жизни упирается в сраное доверие?

Вселенная просто стебется надо мной. Ведь прекрасно знает, что я никому на этом свете не доверяю.

Ни единая оставшаяся в живых в этом мире душа этого не достойна.

С этой мыслью я прикрыл глаза и глубоко вдохнул. И как только я это сделал, ответ пришел сам собой. Всплыл из глубин воспоминаний простой парой слов, которые я из года в год слышал от своего деда.

«Джентльменское соглашение».

Для меня эти слова ничего не значат, как и наличие соглашения с Коновницыным не увеличивает мою степень доверия к нему.

Однако, единственный в моей жизни человек, которому я мог полностью доверять, произносил эти два слова с нескрываемым уважением в адрес боярина, с которым сражался сотни раз.

А заслужить уважением старого садиста крайне сложная задача и его наличие говорит в пользу Коновницына куда больше, чем он сам.

И этот фактор стал решающим, заставив меня довериться деду в очередной раз. Приняв решение, я открыл глаза.

За время моих раздумий прошло от силы секунд пять реального времени, и Коновницын стал прозрачным лишь наполовину.

Сложный конструкт, очевидно, включал в себя технику телепортации через астрал и к этому моменту разноцветные нити уже оплели всего боярина целиком.

Всего, кроме протянутой в мою сторону руки.

Мысленно извинившись перед всеми, кто этой ночью в очередной раз будет проклинать и материть меня всем своим словарным запасом, я вытянул руку и ухватился за Коновницына.

Плевать кто что обо мне думает. Я Хранитель дома Романовых и я исполню свой долг.

Вернувшееся чувство уверенности в себе очистило разум и дышать стало легче. Кажется, только сейчас я начинаю понимать, насколько тяжело было моему деду быть Хранителем. Старый садист никогда не жаловался и уловил в нем хотя бы маленькую искорку неуверенности было невозможно.

И это несмотря на то, что с этим безмерно тяжелым грузом ответственности дед жил много лет и принимал решения подобные этому сотни раз каждый божий день.