— Все так серьезно?

— Да, «Конча и Торо» сильно пострадала, они потеряли много вина, виноград некому собирать, сборщиков некуда селить, «Casa Silva» серьезно пострадала, да и портам досталось, Вальпараисо работает вполсилы.

Через несколько часов компания въехала в Курико. Город начал восстанавливаться. Появились вода, свет и Интернет.

— Где у него офис?

— Здесь у него не было офиса, он жил в гостинице.

Через двадцать минут вся компания была около гостиницы, где снимал номер Грегуар. Гостиница была сильно разрушена. О постояльцах ничего не было известно.

— Что будем делать?

— Пойдем в мэрию, может, что узнаем.

В мэрии сказали, что в этой гостинице никого не нашли, и спасатели уже неделю как закончили разбирать завалы:

— Сейчас не сезон, гостиница была почти пустая, так, несколько человек.

— А что с ними?

— Мы не знаем, числятся без вести пропавшими.

— Значит…

— Скорее всего так, мне очень жаль, простите, у нас много работы.

Макс включил телевизор. Шли местные новости: «Крупнейшие винодельни страны собрались для обсуждения дел в отрасли после землетрясения. По предварительным данным организации „Вина Чили“, страна потеряла в ходе землетрясения 125 миллионов литров вина. Пострадал, в основном, урожай 2009 года, хотя, например, хозяйство „Монтес“ лишилось пятой части запасов элитных вин предыдущих урожаев. Как сообщалось ранее, больше всех пострадала винодельня „Конча и Торо“, хотя потери не фатальные. Пострадали хозяйства в Курико и Мауле. Шестую часть запаса вин потеряла винодельня „Вью Мане“. Стихия ударила буквально за декаду до начала сбора урожая.

Последний подобный удар по виноградарству Чили нанес знаменитый Эль Ниньо в 1998 году. Но сегодняшние последствия превосходят по масштабам события двенадцатилетней давности. Однако все производители с оптимизмом смотрят на урожай 2010 года. Это будет великолепный урожай. Как говорят французы, чтобы лоза родила великое вино, она должна страдать».

— Ты слышал, Макс, похоже, Роббер прав.

— Да, все может быть, эта теория о вулканическом пепле мне кажется интересной.

— Но, Макс, это всего лишь удобрение почвы, неужели ты думаешь, что можно сделать особенное вино, только использовав вулканический пепел?

— Не знаю, над этим надо думать и экспериментировать. Но то, что я узнал в Украине и в Италии, и здесь подтверждает мою теорию.

Позвонил Роббер.

— Макс, пока ничего.

— Робберти, я уже привык к этим твоим словам, может, мы перестанем его искать, это только больно ранит меня.

— Тебе легче думать, что его уже нет?

— Нет, дядя, не легче, просто мой разум говорит, что это так, надеяться не на что.

— Хорошо, сынок, я думаю, ты прав.

— Мы с Ласаль поедем домой к матери.

— Когда думаете вылетать?

— Через неделю.

— Ладно, позвонишь мне перед отъездом.

— О'кэй.

Через неделю Макс и Ласаль прилетели в парижский Орли. В столице было холодно и очень дождливо.

— Да, это не Чили.

— Бордо тебе понравится.

Они взяли машину напрокат, и вечером Ласаль стояла около замка Шанталье.

— Не может быть, Макс, это же замок!

— Да, замок.

— Макс, это же настоящий замок, а ночью здесь, наверное, страшно.

Максу передалось волнение Ласаль. Он посмотрел на свой дом глазами другого человека. А ведь как он мог не замечать таких простых вещей? Все его предки работали не покладая рук, только чтобы через двести лет он, Макс Шанталье, получил этот замок в наследство.

— Но Роббер говорил мне, что у вас полуразвалившееся поместье, а здесь настоящий французский замок. Боже, Макси, я еще больше люблю тебя.

— Ласаль, ты меня пугаешь.

— Не бойся, я буду тебя любить, даже если это превратится в развалины.

— Я тебе почти верю.

— Сынок, — это был голос Моники.

Моника встречала их в саду.

— Сынок, здравствуй.

— Здравствуй, мама, это Ласаль.

— Здравствуйте, — тихо сказала Ласаль.

Моника кивнула в знак приветствия и позвала их в дом.

— Что с отцом?

— Мам, он числится без вести пропавшим.

— Ясно.

— Все еще может быть.

— Не надо, Макси, ты же знаешь, Шанталье уходят не прощаясь.

— Не прощаясь?

— Но ведь отец тебе говорил, что это семейная традиция, вот и мой Грегуар ушел не прощаясь.

— Мама?

— Но ты ведь знаешь про Арсена.

— Да, отец мне рассказал. Но ты почему это знаешь?

— Знаю.

— Мама?

— Я нашла Арсена в погребе еще живым.

— И ты молчала?

— Он потребовал, чтобы я ушла.

— И ты ушла?

— Нет, я сначала не поняла, что с ним происходит, и хотела вызвать неотложку.

— И что?

— Я побежала вызывать «Скорую», а он заперся в подвале.

— И что потом, они приехали?

— Нет, твой отец остановил меня.

— И вы просто ждали, когда он умрет?

— Макс, мы не вправе распоряжаться его жизнью.

— Значит, один я не знал.

— Сынок, мы забыли про нашу гостью, что она про нас подумает?

— Да нет, мне так все интересно, не успела попасть в настоящий французский замок, и уже проникла в какие-то тайны.

— Ласаль, я потом тебе расскажу.

— Да нет, не надо, это ваши тайны.

— Ладно, дети, пойдемте пить чай.

Они долго сидели у камина, пока часы не пробили полночь.

— Мне пора спать, а вы еще посидите.

— Хорошо, мам.

— Сынок, отведи меня в комнату, а то ноги что-то не слушаются.

— Давай, мам, пойдем.

Макс проводил мать до спальни, когда засыпающая Моника ожила:

— Сынок, это та девушка.

— Мама, ты ее знаешь один вечер.

— Женись на ней.

— Ма, но ведь ты ее не знаешь, и потом Ласаль почти молчала весь вечер.

— Мне ничего не нужно знать, я видела, как она на тебя смотрит, это она, сынок.