«1 августа главная квартира армии готовилась выступить в Грос-Вардейн, занятый уже нашими передовыми войсками, как вдруг получено известие, что Гёргей вступил в переговоры о сложении оружия. Весть эта мгновенно облетела город. Многие не хотели верить. Все были удивлены, поражены неожиданностью. Профессор Закани говорил, что это невозможно, что Гёргей не такой человек, чтобы мог опозорить себя поступком во всяком случае горьким для народного самолюбия. Выступление главной квартиры было на время отложено. В следующие дни на стенах домов появилась прокламация на венгерском языке, объявлявшая о сложении 1 (13) августа у Вилагоша оружия всею армией Гёргея; она при этом состояла из 30 тысяч человек, 8 тысяч лошадей и 141 орудия. Сомнений не было. Война кончена, потому что Гёргей был лучший генерал, и его армия состояла из лучших войск Венгрии».

«По слухам, исходившим от венгерцев, прямою и окончательною причиной, заставившею Гёргея положить оружие, было поражение у Темешвара. Но об этом в массе русских войск не было известно точно; многие не придавали успехам австрийцев большого значения Рассказывали, что, созвав к себе на военный совет многих начальствующих лиц своей армии, Гёргей объяснил им положение дел и высказал мнение, что им, окруженным со всех сторон неприятелем, ничего не остается делать, как положить оружие; он мог бы еще длить войну некоторое время, но она кончилась бы, может быть, совершенным истреблением венгерских войск. Его мнение было принято: сложение оружия решено приговором военного совета, что отстраняет от Гёргея личную ответственность. Это была минута трогательной сцены: венгерцы отказывались от всех своих подвигов и трудов, от надежд на будущее, от самостоятельности и величия своего отечества, расставались с любимым вождем и боевыми товарищами, с которыми так долго делили опасности, и, полные еще сил, не разбитые, отдавались во власть австрийцам, которых привыкли побеждать. В зале, где собрались военные у Гёргея, слышались одни рыдания; офицеры плакали как дети».

«Вам, без сомнения, известна горестная история моего отечества. Я не стану утруждать вас повторением событий, состоящих между собою в непостижимой связи и вовлекших нас в отчаянную борьбу – сначала за наши законные преимущества, а потом за самое существование. Лучшая и, смею уверить, большая часть народа не искала легкомысленно этой борьбы, но выдержала ее с честью, твердостью и успехом, при помощи многих честных людей, не принадлежащих к венгерскому народу, но по связям своим вовлеченных в борьбу вместе с нами. Европейская политика требовала, чтобы император России соединился с Австрией для покорения нас и тем сделал невозможною дальнейшую борьбу за конституцию Венгрии. Так и случилось. Многие венгерские патриоты предвидели и предвещали это. История нашего времени обнаружит, что именно заставило большинство венгерского временного правительства не послушать голоса предвещателей. Временное правительство более не существует. В минуту величайшей опасности оно оказало себя слабым. Я – человек действия, но не действия бесплодного, признал дальнейшее кровопролитие бесполезным и пагубным для Венгрии; я признал это при самом начале русского вмешательства; и ныне я пригласил временное правительство сложить свою власть безусловно, потому что дальнейшее его существование сделало бы будущность отечества более горестным, более плачевным. Временное правительство, признав это, добровольно отказалось от своей власти и передало ее мне. Я, по крайнему моему убеждению, пользуюсь этим обстоятельством для предупреждения дальнейшего пролития человеческой крови и бедствий моих мирных сограждан, которых с моими слабыми силами я не в состоянии долее защищать, по крайней мере, от бедствий войны, и безусловно складываю оружие, а это может быть послужит поводом к тому, что и все другие предводители отдельных от меня отрядов венгерских войск, признав, как я, что ныне для Венгрии ничего лучшего невозможно сделать, вскоре последуют моему примеру».