Мису запихивала в мешок какую-то ткань.

Я выхватила ткань у нее из рук и тут же по мягкости поняла, что это шелк. Но и девушка не собиралась отпускать улику.

– Отдай, – приказала я.

Однако служанка продолжала настойчиво цепляться. Тогда я открыла рот пошире и со всей силы ее укусила. Мои зубы вонзились Мису в кожу, и воздух пронзил ее крик. Девушка выпустила ткань и отползла в угол, прижимая руку к груди. Белки ее глаз блестели.

– Пожалуйста, – взмолилась она, – не смотри. Некоторые вещи лучше не знать. Пожалуйста, просто уходи.

Под светом фонарей, льющимся сквозь открытую дверь, я разглядела темно-синий шелк. Встряхнула ткань. Это оказался мужской верхний халат. На свету сверкнул серебряный тигр – эмблема военных чиновников.

Значит, это форма инспектора.

Я посмотрела на Мису. Та раскачивалась взад и вперед.

– Чья это форма? – спросила я.

– Пожалуйста, уйди. Пожалуйста. Я тебя умоляю.

– Я пришла сюда по приказу командора Ли, – напомнила я. – Говори, чья это одежда, и тогда тебя оставят в живых.

Мису еще шире вылупила глаза, хотя, казалось, дальше уже некуда. Ее взгляд метался между тканью и дверью, а разум – между «Ответь ей» и «Не смей».

– Правду! – почти срывающимся голосом рявкнула я. – Скажи мне правду!

Воцарилась тишина, затянувшаяся буквально на несколько секунд дольше, чем следовало.

Затем Мису прошептала:

– Я должна была ее сжечь, еще когда она в первый раз приказала.

Сердце неистово забилось в груди.

– Продолжай. Тебя спасет только правда, вся, до последней детали. Но если ты скроешь что-нибудь и об этом узнает командор, нам придется тебя допросить.

– Что ты хочешь узнать? – все тем же шепотом ответила Мису.

– Когда инспектор Хан приехал в Дом?

– Спустя час после полуночи.

У инспектора не было алиби… Я едва могла вздохнуть, но все же выдавила следующий вопрос:

– Когда он уехал из Дома?

– Я не знаю, но мне известно, что в ту ночь он не вернулся домой. Он приехал сюда незадолго до рассвета. Одна из служанок заметила, что инспектору Хану плохо, и отвела его к госпоже Ёнок.

– Почему служанка отвела инспектора Хана к твоей хозяйке?

– Они очень близки. Я как-то слышала, как он называл ее имджа – «дорогая». Они знакомы с тех самых пор, как он приехал в столицу, совсем один, сиротой. Это было где-то лет десять назад. А моя госпожа и вовсе мечтает, чтобы он ее выкупил и сделал своей наложницей.

Меня кольнули ее слова о прошлом инспектора, но мысли уже вовсю бежали в другом направлении, и мне их было не остановить.

– Говоришь, инспектору Хану было плохо, когда его заметила служанка. Что произошло дальше?

– Служанка доложила госпоже и провела инспектора в частные покои, чтобы никто не увидел его в таком состоянии. Иначе бы пострадало его достоинство.

– Насколько он был пьян?

– Он не был пьян… – Взгляд Мису был прикован к ее выкрученным рукам. – Он был весь в крови.

Я повернула синий халат к свету и наконец увидела темные пятна. Засохшая кровь покрывала рукава и подол, запачкала весь перед формы.

– Кровью… – прошептала я.

Я настойчиво отгоняла от себя мысли о вине инспектора и припомнила слова Рюна: что-то случилось с конем. Кровь была лошадиная.

– Я увидела кровь на инспекторе Хане и подумала, что он ранен. Он выглядел так, будто сейчас умрет, – выпалила Мису. Похоже, ее очень тяготило, что она никому не могла об этом поведать. – Он не мог стоять, его всего трясло, как в лихорадке. Он говорил хозяйке, что не чувствует рук, и то и дело повторял: «Она мертва».

Она.

А Рюн говорил, что у инспектора конь, он. Или я запамятовала? Я провела рукой по лицу. Меня покрывал ледяной пот. Я поднялась на ноги и принялась ходить кругами, чтобы отогнать волнение.

– Почему ты не хотела показывать мне халат?

– Госпожа Ёнок попросила его спрятать и принести чистый. Я обежала весь Дом, пока не нашла лишний.

– И он был белым?

– Да! Госпожа приказала сжечь форму, но я предложила оставить, мол, а вдруг придется надавить на него? Госпожа знала, что инспектор потерял к ней интерес. Если надо привязать к себе человека, найдется ли способ надежнее, чем его тайна? Поэтому мы форму и оставили.

– А старший полицейский Сим тут был? Ты о нем ничего не сказала.

– Он приехал только к рассвету.

Значит, полицейский Сим все-таки солгал ради инспектора. Но что же он хотел сохранить в тайне?

Снаружи послышались шаги и чей-то голос:

– Мису? Мису-у!

Мису прижала ладони к губам.

– Иди! – хрипло прошептала она. – Только форму отдай!

Но я сжала ткань в руках и вышла из комнаты, не смея поднять головы и взглянуть в лицо тому, кто звал Мису. Я сама не знала, куда направляюсь, но продолжала шагать. Меня всю трясло. Я и не заметила, как покинула опустошенный двор и дошла до Южных ворот. Сверху, как падающая звезда, засиял фонарь караульного. В конце концов я остановилась – и поняла, что очутилась на том самом месте, где мы нашли госпожу О.

Все детали сложились в общую картину.

Незадолго до рассвета Сои встретила инспектора, который направлялся не домой, как я изначально думала, а в Дом ярких цветов. Было темно, так что хозяйка гостиницы и ее постояльцы не увидели крови и ничего не заподозрили. Просто подумали, что он пьян от вина, а не от ужаса и шока.

Она мертва, она мертва.

Я закрыла лицо ладонями. Буквально несколько часов назад я мечтала низвергнуть инспектора, чтобы он и пальцем не тронул мою сестру. А теперь в моих руках оказалось оружие из синего шелка и крови. Я могла уничтожить инспектора. Я, простая тамо.

– Тайны. Как же они тяжелы, – как-то раз призналась мне сестра, проведя рукой по голове. В ладони у нее остался целый клок волос. – Они-то меня и уничтожили.

Я попыталась вызнать у мужа сестры, что же за тайны она прячет. Может, моя сестра преступница? Или изменила кому-то и сбежала? Но он лишь ответил:

– Она просто пытается защитить тебя от того, что скрывается в ее прошлом. Что-то ее испугало.

Я пробежалась рукой по своим тонким волосам, задаваясь вопросом, не случится ли и со мной то же самое. Может, мои тайны будут настолько смерти подобны, что волосы выпадут и останутся лишь проплешины отчаяния. Не стоило мне прятать улики у себя, и все же я не знала, кому можно довериться, кому открыться. Наверняка многие тайны именно с этого и начинаются – со страха.