Оставшись один, он размял плечо и обошел двор – точь-в-точь хищник, готовящийся к атаке. Я выскочила за ним следом, прибавила шагу и, нагнав, окликнула:

– Полицейский Кён!

Он замер. Прорычал:

– Добрый день, тамо Соль.

Мы стояли одни в узеньком проходе между дворами. Его губы растянулись в улыбке – злобной, колючей, как рыбные кости.

– Вот как, значит, все обернулось. Мой хён мертв… – Кён шагнул ко мне. Я прижалась спиной к стене. – И мы с тобой оба прекрасно знаем, кто его убил.

Меня кольнуло виной. Я вспомнила до смерти перепуганные глаза Мису, ее признание, разверзнувшееся подо мной подобно могиле. «Она мертва, она мертва». Впрочем, Кён был последним человеком, которому бы я решилась довериться и все рассказать.

– Не понимаю, о чем вы, – отсутствующе отрезала я.

– А мне кажется, очень даже понимаешь. Иначе бы ты за мной не побежала. – Взяв меня за подбородок, он приподнял мне голову, и всю мою маску как ветром сдуло. – Я вижу у кого-то на лице затаившиеся сомнения.

Я вырвалась у него из рук и сделала несколько шагов вдоль стены, подальше от него.

– Что за веские доказательства имел в виду командор Ли? – спросила я.

– Командор Ли желает знать, что мне известно.

– Потому что вы были близки с ученым Аном.

– И поэтому тоже. Однако он считает мои подозрения небезосновательными. Если бы он хотел скрыть грешки инспектора Хана, то, прочитав письмо, просто бы меня уволил. Вместо этого он лишь наказал меня за проникновение в его кабинет – лишил месячного жалованья, да и все. Письмо доказывает вину инспектора Хана.

– Какое письмо?

– То, которое я украл при тебе две недели назад. – Кён снова приблизился, и я почувствовала себя совсем маленькой перед возвышающейся надо мной тенью. – Ты расскажешь мне все, что знаешь. Только тогда я расскажу тебе то, что хочешь знать ты. А можешь молчать, как последняя трусиха, и тогда следующая смерть ляжет на твои плечи. Тебе всего шестнадцать, Соль, ты еще слишком мала для важных решений. Делай, как тебе велят. – Он потрепал меня за щёку. Дважды. – Поразмысли над этим.

Оставшись одна, я посмотрела на ногти, которые еще недавно впивались в вощеную кожу ученого Ана. И в кожу юной госпожи О. По проходу пронесся ветер вперемешку с дождем, и меня пробрало до мурашек. Мне не хотелось становиться на одну сторону с Кёном. Не хотелось вообще иметь ничего общего с расследованием. Но я слишком много знала. Призраки убитых кружили вокруг меня и шептали: «Кто, кроме тебя?»

Прошло две недели. Сезон дождей должен был давным-давно закончиться, но вместо этого он плавно перетек в осень; поговаривали, что природа взбунтовалась из-за женщины на троне. Тогда-то и начались всякие странности. Я просыпалась в холодном поту, потому что мне снова снились мертвые. То целая гора обгоревших тел слуг, то замученные голодом дети, гниющие в амбаре, то спящие под кустом мертвецы… И все – католики. А прошлой ночью женщина, которая снилась мне чаще всего, повернула голову и посмотрела мне прямо в глаза.

«Найди меня, – нараспев велела юная госпожа О. – Скорее».

Целый день я бесцельно бродила по ведомству. Кровь стынет в жилах от одной только мысли, что следовало бы встретиться с командором Ли. Он должен знать правду. И хотя я осознавала, что так будет правильнее, я все равно чувствовала холодные прикосновения страха, его мертвую хватку, от которой слезы застилали мне глаза. Меня не отпускали вопросы. Что, если… хотя я была уверена, что это неправда, но что, если мы с инспектором Ханом связаны кровью? Я спрашивала себя: толкнула бы я его прямиком в стаю голодных тигров во имя справедливости?

Несколько месяцев назад я бы ответила «нет». Но я видела рваную рану на горле девушки и утопшего мужчину, повешенного вниз головой. Тогда я была в сто раз наивнее, в сто раз добродушнее, но теперь все изменилось.

В одном я точно была уверена. Старший брат всегда строго говорил мне: лучше умереть молодым, чем долго вносить беспорядок в чужие жизни. Он бы точно не хотел, чтобы я позволила ему прожить жизнь убийцы.

Я покачала головой, сама себе не веря. Всерьез размышляю о том, что умудрилась вообразить. У меня даже доказательств никаких не было! Одно я знала наверняка: алиби инспектора Хана было лживым, и что бы ни случилось в ночь на двадцать первое, это его настолько ужаснуло, что он, окровавленный, только и мог бормотать о какой-то мертвой женщине.

С моей стороны было трусливо и отвратительно молчать. А если умрет еще кто-нибудь, вся вина ляжет мне на плечи.

Собрав все свои мысли на грязном полу, я по буквам попыталась написать: «Поверит ли мне командор Ли?»

Стерла и попробовала еще раз: я иногда путала какие-то знаки. Впрочем, несмотря на случавшиеся ошибки, эти мазки меня больше не озадачивали. Каждую ночь, когда мне не спалось, я скатывалась с циновки и при свете свечи изучала хангыль, вспоминая то, чему меня учила Эджон. Чтобы нарисовать согласную, надо было представить, где во рту образовывается этот звук. Я воображала, как обмакиваю кисть в чернила и следую за своим голосом: вот он изгибается у меня на языке и ударяется о нёбо, вот он отскакивает от передних зубов, вот он кружит в горле, вот он гудит на губах.

Гласные различать было легко: они образовывались из трех штрихов. Горизонтальная линия – для плоской земли, точка – для солнца и небес, вертикальная линия – для стоящего человека.

Земля, солнце, человек. Три этих простых явления служили основой жизни. Тем не менее жизнь совсем не была простой. Она походила на сложную паутину из нитей лжи и обмана. Интересно, как будет выглядеть истина, если я по этой нити доберусь до сердца инспектора Хана? Будет ли истина, лежащая в самом центре его естества, так же проста, будет ли его причина убивать одной из трех самых частых – похоти, жадности, мести?

«Скажи командору Ли», – написала я в грязи.

Громовым облаком меня накрыла тень, за которой последовал знакомый голос:

– Как любопытно. Служанка, умеющая писать.

Молодой господин Чхои Джинёп! Только сейчас я поняла, как обособленно расположен кухонный двор. Он, тяжело ступая, направился ко мне, а я не сводила глаз с его тени, которая становилась все больше и больше, пока наконец краем глаза я не увидела его шелковые одежды. Он нагнулся, подобрал какую-то палку. Решив, что он собирается меня ударить, я отшатнулась.

– Должно быть «Ли», а не «Лё», – поправил он меня. – Последняя буква не та.

Одним взмахом руки он исправил надпись и отбросил палку в сторону. Я думала, он отойдет, но вместо этого он сел рядом со мной – так близко, что от его тихого смеха у меня волосы на затылке зашевелились.

– Я смотрю, у тебя вся шея в мурашках. Меня испугалась, малышка?

Я напряглась.

– А может, тебе и стоит бояться. Возможно, я и есть убийца. Возможно, это я послал разбойников за инспектором. – Он наклонился еще ближе, и в его шепоте я почувствовала запах алкоголя: – Я на самом деле хотел узнать, кем был любовник госпожи О, и на самом деле хотел наказать его за мое унижение. А ты что думаешь? Убийца я или нет?