– Ладно, – проговорил наконец Мейсон. – Покажи мне правду.

Не успели слова сорваться с языка, как метка на руке засветилась, словно кто-то провел по коже огненным клинком. Горизонтальная линия, прочерченная через первый полумесяц, вновь начала ползти, пересекая вторую половину метки. Сознание Мейсона помутилось, его разум захлестнула ударная волна образов.

Он видел, как руки женщины – Русалки – обвились вокруг шеи Кая, как она нашептывала ему на ухо мерзкие соблазны. Наблюдал, как она соблазняет Винсента, доводя его до безумия, подбивая совершить ужасный поступок. До него был другой мужчина с Кипарисового болота, а перед ним еще один, и еще, и еще. Ее тело оживляла лишь порождаемая ею трагедия, однако жизнь не переставала вытекать из нее, сочиться из ее пор. Поскольку изначально ей не принадлежала. Украденная жизненная сила – химическая субстанция, бурлящая в непригодном для нее сосуде. Как если бы в нем образовалось множество крошечных отверстий, которые никак не могли затянуться. Неважно, как часто она наполняла сосуд до краев, загадочная субстанция, называемая жизнью, продолжала вытекать медленно, незаметно, пока последние капли не собирались в крошечных щелях на дне ее прогнившей души.

Мейсон чувствовал, что его череп трещит по швам, объем информации оказался невыносимым. Его сердце разрывалось, переживая каждый момент козней Русалки, наблюдая, как она снова и снова повторяет проклятый цикл заражения, растления и убийства. Воспоминания прокручивались в обратном порядке, поэтому вскоре Русалка перестала быть демоном, а превратилась в труп, плывущий по ручью, в женщину, которая пострадала от жестокого предательства. Похоже, именно с этой трагедии началась история демона Русалки.

Задыхаясь, Мейсон рухнул на колени, его легкие разрывались, словно он оказался под водой. Он напряг мышцы шеи, пытаясь поднять голову, но что-то держало его сзади, погружая обратно под воду.

Перед его глазами проносились последние моменты жизни Русалки. Зажмурив веки, Мейсон упал на бок и начал биться в конвульсиях, воспоминания вплетались в каждое нервное окончание. Если визуальное переживание ее смерти и не убьет его тело, то, несомненно, уничтожит его душу.

Мейсон стиснул зубы, чтобы случайно не прикусить язык, потом сунул руку в карман и сжал камень сновидений, умоляя его прекратить его мучения. Камень все сильнее нагревался в ладони, дрожь в теле Мейсона постепенно стихала, оставляя лишь легкий озноб.

С трудом соображая, Мейсон пытался сориентироваться, где он находится.

– Ты в Приюте Орма, – выдохнул он. – Приют Орма. Не в лесу, не в ручье, не в воде. Зеленое, а не черное. Вязы, а не ивы. Болота. Монстры, – лепетал он, царапая ладони о гравий, пытаясь подняться на ноги, но снова обессиленно падая.

Мейсон терял хватку или уже потерял? Каждое его слово сливалось с голосом Слуги. Стоило закрыть рот, как в его разум вторгался шепот сущности, наделяя каждую мелочь скрытым смыслом и невысказанной историей.

Мир вокруг казался сплошной загадкой.

Как людям удавалось существовать в своих мирках? Неужели они не видели связей?

Мейсона охватил благоговейный ужас. Он чувствовал рябь на ткани времени и пространства, последствия каждого действия, каждой реакции. Разум разрывался от непомерной тяжести абсолютного знания Слуги.

Доктор был прав с самого начала. Черная Лощина. Кипарисовое болото. Приют Орма.

Все они были связаны.

Мия. Сновидица. Богиня, порожденная насилием. Богиня, которой суждено вернуться к насилию.

Он должен открыть ей правду.

КАЙ

Кай не сдвинулся с места, ядовитый поцелуй Русалки все еще горел на губах. Он наблюдал за ее отдаляющейся фигурой, тощие ноги демоницы подгибались, с трудом удерживая вес тела. После всего сказанного ею у него не хватало духа броситься в погоню.

– Ее и след простыл, – заметил Кай.

Ага. – Велизара, казалось, это совсем не заботило.

Кай чувствовал брата, подобно второму сердцу, бьющемуся рядом с его собственным. Присутствие наполняло каждую клетку тела.

Почувствовав во рту привкус металла, Кай сплюнул кровь. Язык Русалки на вкус напоминал кислоту.

– А ты все так же полон дерьма, брат, – Кай чуть не подавился этим словом. – Похоже, ничего не изменилось.

Что-то здесь не так. Вонзить клинок в сердце Русалки было столь же эффективно, как опрыскать гнездо ос-убийц спреем от насекомых, и все же она удирала, спотыкаясь о куски собственной гнилой плоти в отчаянной попытке убраться подальше от Кая.

А может, она бежала не от Кая.

– Тухлая мочалка обгадилась с перепугу в ту же секунду, как ты ко мне прикоснулся. – Кай провел языком по внутренней стороне щеки, ощупывая повреждения. – Почему?

Пустяки, – голос Велизара эхом раздавался и внутри, и снаружи.

Ублюдок увиливал от ответа. Кай вспомнил разговор с Русалкой в «Пиках», как она тоже сменила тему при упоминании имени Абаддон.

Эти двое точно знакомы. Нервная дрожь пробежала по затылку, подсказывая, что связь Русалки и Абаддона вовсе не пустяк. Объединив сознание с заклятым врагом, Кай ощущал, как Велизар пытается скрыть от него информацию о Русалке. Воспоминания, почти открывшиеся Каю, были резко отброшены прочь, и мысль об их близком знакомстве померкла в его сознании. Однако существовала вещь, скрыть которую Велизару оказалось не под силу, – страх, вспыхнувший в глазах Русалки, когда она скрылась в тени. Чувства, что внушал ей Велизар, были глубоко личными.

Услышав шорох за спиной, Кай оглянулся через плечо и обнаружил потрясенного Гаврана, замершего между деревьями. Голоса мальчика и старика зазвучали в унисон.

– Ты… безумец!

Сверни ему шею.

Кай обдумал идею, а затем яростно выдохнул. Усмирив бурю внутри, он повернулся к Гаврану.

– Иди к черту. Ты привел меня сюда, надеясь, что мы растерзаем друг друга в клочья.

Гавран усмехнулся.

– Ты хотел покончить с тенью. А теперь вы с ним одно целое! С тем, от кого она тебя освободила, едва не лишившись при этом жизни!

– Мне пришлось его вернуть… временно.

– Он поглотит тебя, паршивая псина! – Гавран указал на руку Кая, все еще сжимающую охотничий нож и окрашенную черной кровью Русалки.

Пальцы Кая дрогнули, против его воли крепче сомкнувшись на рукояти клинка. Велизар, словно заботливый родитель, мягко пытался взять ситуацию под свой контроль. Внезапно охватившая Кая паника переросла в безудержную ярость.

– По крайней мере, в это дерьмо я привык наступать!

– Тебе следовало навсегда остаться в хижине, – сказал Гавран.