– Значит, это наяву.

– У тебя и вправду есть конь, который примчится на твой свист?

– Но ты же сама видишь, вот он. – Кэм Роан любовно гладил гриву своего Сивки-Бурки.

– А как его зовут?

Белые зубы цыгана сверкнули в темноте.

– А ты не догадываешься?

Амелия на мгновение задумалась.

– Пука? – Услышав свое имя, конь повернул к ней голову. – Пука, – повторила она с улыбкой. – А может, у тебя и крылья есть?

Конь помотал головой, словно отвечая «нет», и Амелия рассмеялась.

Кэм подошел к коню и легко вскочил в седло. Потом подъехал к ступеньке, на которой стояла Амелия, и протянул ей руку. Она сумела поставить ногу в стремя, Кэм поднял ее и, усадив впереди себя, обнял за талию.

Амелия прислонилась спиной к груди Кэма и глубоко вдохнула ночной воздух, наполненный запахами осени, сырой земли и лошадиного пота.

– Ты был уверен, что я соглашусь с тобой поехать, да? – спросила она.

– Я всего лишь надеялся, – прошептал он, поцеловав ее в висок.

Он послал коня сначала рысью, а потом перешел на легкий галоп, и когда Амелия закрыла глаза, она могла бы поклясться, что они летят.

Кэм подъехал к лагерю, где недавно останавливался цыганский табор. Его следы все еще были видны: колеи, оставленные колесами кибиток, проплешины в траве, где паслись стреноженные лошади, полная пепла яма от костра. А рядом несла свои воды шумная река, омывая берега и пропитывая влагой благодарную землю.

Кэм спешился и помог своей спутнице спуститься на землю. Пока он сооружал временную стоянку, Амелия присела на поваленный ствол березы. Сложив руки на коленях, она следила за каждым движением Кэма. Он достал из седельной сумки одеяла, потом разжег огонь в той же яме и расстелил рядом с костром соломенный тюфяк.

Амелия зарылась в одеяла.

– А здесь безопасно? – спросила она.

– Кроме меня, тебе больше некого опасаться. – Улыбаясь, Кэм сел рядом с ней. Потом снял сапоги и залез к ней под одеяла. Напомнив себе о том, каким может быть вознаграждение за терпение, он прижал Амелию к груди и стал ждать.

Шла минута за минутой, и Амелия все теснее прижималась к Кэму. А он долго ничего не предпринимал, размышляя, как это замечательно – держать ее в своих объятиях. Кэм прислушивался к ее прерывистому дыханию, ощущал, как снаружи их окутывает холодный ночной воздух, а им тепло оттого, что они вместе. Еще никогда в жизни Кэм не испытывал такого тихого блаженства. Амелия гладила его плечи, но он не двигался до тех пор, пока не почувствовал сильного возбуждения.

Кэму стало жарко, с замиранием сердца он почувствовал, как холодные пальцы Амелии скользят по его разгоряченному телу. Прикосновения вызвали у него такое наслаждение, что из его груди невольно вырвался тихий стон. Он сел, снял с себя рубашку и отшвырнул ее в сторону.

Амелия порывисто обняла его, и ее длинные волосы покрыли его грудь и плечи, словно шелковое покрывало. Он замер, завороженный, а она стала покрывать легкими частыми поцелуями его грудь, плечи, шею…

– Амелия… – Он обнял ее голову и прошептал: – Monisha. Я не сделаю ничего такого, чего ты не захочешь. Я только хочу доставить тебе удовольствие.

Лицо Амелии блестело в свете костра, губы стали цвета спелых ягод.

– Что означает это слово?

– Monisha? Это ласкательное слово. Цыган называет так женщину, с которой он близок.

Кэм опустил ее на одеяла и стал нашептывать ей на своем языке ласковые слова, рассказывая, что он хочет так ее заполнить, чтобы они стали corthu, одним целым Кэм и сам почти не понимал, что говорит, потому что был опьянен запахом и жаром, исходившим от тела любимой.

Он распахнул халат и ночную рубашку, обнажив Амелию до талии. Она была так великолепно сложена, с такой крепкой роскошной грудью! Кэм взял в рот один сосок и слегка потянул его губами.

– Кэм…

Амелия извивалась под ним, решительно его отталкивая. Но Кэм, тяжело дыша, схватил ее руки и прижал их к телу, а потом задрал подол ночной рубашки и припал губами к влажной плоти.

– Кэм… Погоди…

Чувствуя, что теряет над собой контроль, он прижался к ней щекой и сказал со всей нежностью, на которую был способен:

– Я не сделаю тебе больно. Я только хочу целовать тебя.

– Но не там, – жалобно простонала она. Он не смог подавить улыбки.

– Особенно там. – Кэм провел пальцем по ее бедру и остановился в мягких завитках. – Я хочу изучить каждую частичку твоего тела, monisha. Лежи спокойно… Вот так… да, любовь моя, да…

Он опустился ниже, дрожа от возбуждения, провел губами по сомкнутым лепесткам, а потом, раздвинув их языком, нырнул внутрь…

Амелия лишь молча вздрагивала, крепко обхватив его ногами. Она беспомощно следовала за движениями его языка и ощущала его дыхание на своей влажной плоти.

Но она совершенно потеряла представление о том, что происходит, когда он просунул внутрь палец. Сладкая мука стала почти невыносимой, а Кэм терпеливо ждал, пока тихие стоны не превратились во всхлипывания.

Через какое-то время – минуту, час? – он подтянулся вверх и прижал Амелию к себе, а она начала судорожно расстегивать ему брюки. Повинуясь инстинкту, Амелия обвила ладонью его пульсирующую плоть, а потом стала гладить ее, пока Кэм рывком не отстранился от нее.

Лицо Амелии пылало, глаза были полуприкрыты.

– Если ты меня хочешь, – прошептал он, – скажи это на моем языке.

Амелия повернула голову и поцеловала его в плечо.

– Что я должна сказать?

Кэм пробормотал несколько слов и терпеливо ждал, пока Амелия их повторит, подсказывая, когда она запиналась. Все это время он опускался все ниже и все крепче прижимал ее к себе, а как только она произнесла последнее слово, толчком вошел в нее.

Амелия вздрогнула и вскрикнула от боли. Ее девственная плоть сомкнулась вокруг непрошеного вторжения, бедра приподнялись, словно она хотела сбросить его с себя. Но каждое ее движение приводило лишь к тому, что он погружался в нее все глубже. Пытаясь успокоить ее и ослабить боль, он гладил и целовал ее грудь. Постепенно она расслабилась и начала тихо стонать.

А Кэм уже не мог остановиться. Он забыл обо всем, кроме нестерпимого желания проникнуть глубоко в ее естество, чувствовать ее гладкие ноги и теплое дыхание у своих губ. И все время он повторял одно и то же слово. Mandis… mandis…

«Моя».

Почувствовав неминуемое приближение освобождения, Кэм мгновенно прекратил их близость и, уткнувшись своей горячей плотью ей в живот, со стоном зарылся разгоряченным лицом ей в волосы.