Хотя ехать в Индию Черкашин, честно говоря, не хотел — сын у него заканчивал одиннадцатый класс и стоял перед выбором: куда идти учится дальше? Очень важно, чтобы в такое время, в минуты выбора «или-или», рядом находился отец, подсказал что-то, посоветовал, может быть, даже вместе с ним съездил в какой-нибудь понравившийся институт, поддержал сына.

Поддержать — это совсем не означает, что надо идти в какой-либо высокий кабинет и, размахивая красным кожаным удостоверением, качать там права; поддержать — это значит сделать так, чтобы сын не ощущал себя одиноким, не был растерянным, чтобы знал он, что, если пошатнется, упасть ему не даст отец, ни за что не даст, протянет руку… В общем, важно было находиться рядом. Но вместо этого возникла Индия. Отказываться было нельзя, в разведке это не принято.

Пришлось оставить сына с тещей в Москве и уехать.

Шебаршин, как мы знаем, работал в Индии заместителем резидента по политической разведке, кроме него в резидентуре имелось еще два зама — по внешней контрразведке и научно-технической разведке. Хотя Индия была страной, настроенной к Советскому Союзу дружелюбно и отношения ничем не омрачались — мы много помогали своим друзьям, — но и сама разведка, и зам по внешней контрразведке и научно-технической разведке были все-таки нужны. Не для того, чтобы подглядывать за индийцами и засекать, чего новенького они сделали, — для другого: в Индии все время пытались прописаться янки, в эту страну поступало очень много американских товаров, а вот за товарами надо было обязательно присматривать… Если подсунут кота в мешке — это полбеды, хуже, когда вместо кота вдруг окажется животное гораздо более крупное.

Обращались резидент Медяник и Черкашин друг к другу только на «вы» — так и больше никак. Главным для них была работа, все остальное — потом. Но чтобы хоть в чем-то воспользоваться своим положением, своим весом, что-то добыть себе, завладеть, — такого не было у этих людей никогда. У Медяника и дома, и на работе мебель, например, стояла такая, что ему не раз говорили:

— Яков Прокофьевич, поменяйте себе мебель на другую, ведь эту же даже в ремонт не возьмут — рассыпается совсем. И ценности никакой не представляет — ни исторической, ни культурной, ни бытовой — в общем, нуль ей цена.

В ответ Медяник лишь недоуменно приподнимал плечи: разве можно?

— Нет, нет и еще раз нет! — говорил он.

Дело кончилось тем, что однажды в кабинете под Медяником развалился стул. Тут уже ничего нельзя было поделать — надо заменить.

Но замена мебели произошла, лишь когда в Индию приехал Леонид Ильич Брежнев — вот только тогда, под предлогом того, что глава страны может зайти в кабинет к Медянику, заменили и стол, и стул.

Работали без выходных. Вообще, что такое выходные, наша резидентура в Индии совсем не знала.

Черкашин отвечал не только за безопасность визита, а и за безопасность всех членов советской делегации, и, надо заметить, обеспечивать безопасность как раз и было очень сложно — держать все приходилось на очень жестком контроле, на коротком поводке, не полагаться на его величество случай — это было исключено совершенно — едва ли не всем приходилось Черкашину заниматься самому и лишь немногое поручать своим помощникам.

Визит, как говорится в таких случаях, прошел «на высоком политическом уровне», Брежнев остался им доволен, и вскоре в советское посольство, в резидентуру из Москвы пришла бумага: «Поощрить отличившихся работников!».

А работников-то этих было — раз-два и обчелся. Естественно, составили небольшой список и отправили его в Центр: поощрение — штука приятная. Что же касается самого Черкашина, который отвечал за все и вся, то его решили поощрить по высшей планке — наградить знаком «Почетный чекист».

Хотели сделать как лучше, а получилось как всегда: через некоторое время из Москвы в отношении Черкашина пришла бумага — за такие дела звание почетного чекиста не дают. В общем, как ныне говорят, Виктор Иванович «пролетел как фанера над Парижем». Что же касается остальных, то там все было в порядке: сотрудники резидентуры и денежные премии получили, и грамоты. Так всегда бывает: кому-то везет — всё дают, а кому-то — ничего.

Медяник, правда, ругался — Брежнев в его небольшой кабинет так и не завернул, хотя в посольстве провел немало времени, наш Генеральный секретарь вообще давал здесь большой торжественный прием:

— Стол можно было не менять, зачем только потратили деньги, а? — говорил Медяник. — Он бы прослужил еще десять лет.

Скромный был человек и очень толковый, обаятельный. И с Черкашиным неладно получилось. Шебаршин, утешая Черкашина, полуобнял его за плечи:

— Какие ваши годы, Виктор Иванович! Впереди еще будут награды. И не такие — гораздо выше, вот увидите!

Он как в воду глядел.

Индия сблизила их, Шебаршина и Черкашина: встречались семьями, вместе отмечали праздники. У обоих были сыновья, и тот и другой родились в один год, и одного и второго звали Алексеями.

Случалось, когда сыновья приезжали к ним на каникулы, вместе отправлялись на охоту — удивительное это было дело, и зрелище было увлекательное, захватывающее. Особенно ночная охота на зайцев, когда вся земля скрывалась в темноте и пространство от этого казалось огромным, бесконечным, и небо над головой, украшенное крупными яркими звездами, казалось невероятно огромным.

Охотились с фонарями. Зайцы сами выбегали на свет — что-то их манило, ослепляло, околдовывало, можно было настрелять целую машину, но чем-чем, а этим никогда не злоупотребляли, брали ровно столько, чтобы хватило на хороший, веселый семейный ужин — одного-двух зайцев.

Сыновья оставались очень довольны охотой — в России такой не было, хотя зайцы водятся у нас в количестве не меньшем, чем в Индии.

Случалось, ездили охотиться и на гусей. Гуси здесь были двух сортов: одни пролетные, которые потом отправлялись дальше, на юг, в края более теплые, и другие, которые никуда уже не спешили и оставались здесь зимовать.

Тоже охота была азартная, от восторга могло даже остановиться сердце, — и помнится до сих пор, хотя лет прошло уже много.

Отдых сближает людей так же сильно, как и работа, особенно отдых активный, боевой, если хотите, — такой, как охота на зайцев. Рассказов потом было рождено количество невероятное — впрочем, как у всех охотников, которые при каждом удобном случае любят восклицать:

— А помнишь…

Светлое было то время, очень светлое — в Индии вместе с Шебаршиным, — Черкашин вспоминает прошлое, ставшее уже далеким, с теплом и улыбкой. Когда Черкашин уезжал из Индии, то Шебаршин долго уговаривал его остаться, тем более что освободилось место заместителя резидента по политической разведке, но Черкашин не хотел менять профиль своей работы — внешнюю контрразведку, переходить на новую ветку — это практически означало смену профессии.

Как ни жалко было прощаться с Индией, а проститься пришлось — Черкашин уехал в Москву, в центр, а оттуда через некоторое время — в Вашингтон, заместителем резидента по своей же линии — внешней контрразведки.