– Так, Дилани, сбавь обороты. Что у тебя произошло? Мама сказала, ты потеряла знакомого?

Я ухмыльнулась. «Знакомого». Ну да, разминулась с Карсоном, потеряла его по дороге в школу, не смогла найти в торговом центре.

– Он умер, – уточнила я. – У него начались судороги. Я пыталась его спасти, но он умер. Я пыталась, – прошептала я. – Я не должна жить, а он должен. А я нет. Так нечестно.

Доктор Логан откинулся на спинку стула, громко вздохнул.

– Конечно, так нечестно, Дилани.

Я расхохоталась.

– Что ж, даже мой собственный врач считает, что так нечестно. Даже вы думаете, что я не должна была выжить.

– Я этого не говорил. Просто понятие «честно, нечестно» нельзя применить к этой ситуации. Послушай, люди часто чувствуют то, что чувствуешь сейчас ты. У выжившего образуется комплекс вины. Представь, что разбивается самолет, а выживает только один человек. Все думают, что случилось чудо, но этот человек не может жить нормальной жизнью. Он только и думает: «А почему я? Что во мне особенного?»

Я сделала глубокий вдох и закивала головой. Доктор Логан снова положил руки мне на плечи.

– К сожалению, я не знаю, как помочь тебе. Просто помни: ты не одна.

Нет, я одна. Карсон умер. Мама исчезает. Трой безумен. Деккер даже не звонит мне. Да мне вообще никто не звонит.

– Ты принимаешь препараты, которые я назначил?

– Нет. Я пытаюсь вам объяснить. У меня нет стресса. Просто меня самой больше нет.

Я была девочкой, которая умерла и чудом вернулась к жизни. Только я еще и девочка, которая не верит в чудеса. «Уловка двадцать два».

– Я больше не человек, – продолжила я. – И даже не знаю, зачем я здесь.

Доктор Логан взял мою руку, пощупал:

– Вполне себе человек. Плоть и кости.

– У трупа тоже плоть и кости.

– Ты говоришь как человек.

Я запрокинула голову. Ответ на школьный вопрос с урока философии я пересмотрела: мозг – вот что делает человека человеком. Здоровый полноценный мозг. Возможно, доктор Логан сможет объяснить это более научным языком.

– И что же тогда делает меня человеком?

Доктор Логан пожал плечами, будто смысл человеческой жизни вообще не относился к важным вопросам.

– Мы единственный вид, осознающий собственную смерть. Мы единственные хотим разобраться, зачем мы живем и почему умираем. – Он помолчал, подвигал челюстью, будто вел внутренний диалог. – А еще: тебе не все равно. Ты пыталась помочь.

Только вот мои попытки оказались бессмысленны. Я пыталась, а люди все равно умирали. Трой, по крайней мере, придумал, как сделать так, чтобы его попытки имели результат. Он менял ситуацию. И не важно, считаю я его сумасшедшим или нет.

А потом доктор Логан ошибся. Утопающему обычно бросают спасательный круг. Откашлявшись, доктор заговорил:

– Тот юноша… Помнишь, в твой предыдущий визит? Ты спасла его. Мне нельзя говорить тебе об этом, но знай: ты спасла его.

Я вспомнила подростка, который мычал в углу приемной.

– Что? Вы послушали меня?

– Я – нет. Но его сиделка очень испугалась. Она настояла, чтобы его отвезли в больницу и обследовали. Мы так и сделали.

Сердце заколотилось у меня в груди.

– И?

– У него случился удар. Но мы были готовы. И сумели его спасти. – Доктор Логан взял мои ладони, лежавшие на коленях, в свои и пожал. – Ты веришь в высшие силы? В то, что случайностей не бывает? Что ты выжила, потому что должна была спасти его?

Да. Нет. Не потому. Но я бы хотела этого. Это бы спасло меня. И я вцепилась в слова доктора Логана. Я спасла того мальчика. Спасла. Я спасла.

Пожав в ответ руки врача, я попросила:

– Можно мне его увидеть?

Доктор Логан замер, затем убрал руки.

– Боюсь, нет. – Встал, обвел взглядом кабинет, будто что-то искал. – Давай поговорим с твоей мамой.

Я осталась сидеть, подалась вперед.

– Он еще в больнице?

Мне нужно увидеть его! Поговорить с ним. Показать Трою, что я сделала! Ведь шанс есть всегда.

– Нет, его перевели. Я не могу обсуждать его с тобой, Дилани. Этика запрещает мне говорить с тобой о его состоянии.

Я стукнула кулаком по столу. Рамка с фото упала плашмя, и я увидела двух улыбающихся конопатых детей.

– Куда перевели?

Доктор Логан сосредоточенно копался в бумагах. Он пытался отобрать у меня спасательный круг, но я вцепилась в него мертвой хваткой. Больше мне было не за что держаться.

– В стационар длительного пребывания. Все же у него случился удар. Мы бы не смогли предотвратить такое развитие, даже если бы знали заранее. Но он выжил только благодаря тебе.

Я отвалилась на спинку стула.

– Он без сознания?

– Послушай, Дилани, я и так уже нарушил врачебную тайну…

Таким образом доктор Логан подтвердил мою догадку.

– Он поправится?

– Не мне знать ответ на этот вопрос. Я не верил, что ты поправишься, а смотри: с тобой все в порядке. – Он улыбнулся, а я сидела с каменным лицом. – Надежда всегда остается.

Все впустую. Я не спасла того мальчика. Он остался жив – да, но я не спасла его. Он превратился в овощ. И меня ждала та же участь. Плен. Я помогла запереть его в аду. Доктор Логан бросил мне не спасательный круг. Он бросил мне камень, который тянул меня на дно. Я тонула и больше не могла сопротивляться.

В комнате ожидания доктор Логан переговорил с мамой:

– Ей нужна не моя помощь. Возьмите визитку.

Таблетки. Руки, привязанные к больничной койке. Ловушка. «Нет! Нет! Нет!» – пульсировало у меня в голове совсем как в тот раз, когда я уходила под лед.

Когда мы вернулись домой, мама совсем съежилась. Она остановилась на пороге своей безупречной кухни – руки в боки. Затем кивнула сама себе, подошла к шкафчику, взяла тряпку, средство для уборки и принялась тереть все подряд. Она терла с остервенением, вцепившись одной рукой в тряпку, а другой – в край стола. А потом она стала надраивать то место, за которое только что держалась и где оставила несуществующий отпечаток ладони.

– Я схожу к Деккеру, – предупредила я; мама терла стол.

Машина Деккера стояла у дома, но дверь мне не открыли. Прислонившись спиной к двери, я осмотрелась. Затем обошла дом, разгребла снег под самой высокой елкой, откопала черно-серый камень и из слежавшейся замерзшей земли отскребла запасной ключ.

Открыв дверь, я вошла в дом.

– Деккер?