они приносят деньги, и это главное, остальное – детали. И когда Ирка принималась рассказывать дома о каких-то политеховских делах и приколах, он всегда морщился и спрашивал – ты думаешь, эта ерунда может быть кому-то интересна? Конечно же, он у нас – специалист по информационным поводам и лучше всех знает – что кому интересно. Вот удивился бы, если бы узнал, что кафедральные тётушки, да и мужики тоже, о нём, прекрасном, и слыхом не слыхивали.

А он про всё это говорил – ну ты же там не заведующая той кафедрой, и даже по сути не преподаватель. Так, побегушка. Что в такой работе может быть хорошего, кроме денег?

Это обижало, потому что только она сама может называть себя побегушкой. А никак не журналист, которого, как того волка, тоже ноги кормят.

Ирка даже однажды попыталась объяснить, что ей в её работе нравится. Но, как говорится, не преуспела. И больше не пробовала.

– Дима, я подозреваю, что у тебя есть ко мне какой-то конкретный вопрос. Будь добр, озвучь его, пожалуйста, да и разойдёмся.

– Как ты заговорила-то, надо же, – обиделся тот. – Да просто хотел к тебе по-человечески, а ты меня с порога посылаешь.

– Знаешь, пока ещё не посылаю, но вообще могу. У меня тут люди, и они меня ждут.

– Какие это у тебя там люди? Твой геолог сидит в своём Якутске, какие у тебя ещё могут быть люди?

И это тоже классика, все Иркины друзья – это не серьёзно, их не существует. Серьёзно – это с ним, или на какое-то мероприятие, куда его позвали как прессу или по итогам чего-то. Серьёзно – это засветиться в новостях, в сети или в телевизоре. А Иркины междусобойчики – так, ерунда.

– Не поверишь – хорошие нормальные люди.

– Или что, ты решила податься во все тяжкие? Тебе понравилось с тем геологом, и ты решила поискать кого-нибудь такого же, только у нас? Романтика полевых исследований и вот это всё?

– Дима, стоп. Если ты хотел мне что-то сказать по делу – так говори уже, и я дальше пойду.

– Правда глаза колет? – он услышал её разгневанный вздох и тут же сменил тональность. – Ира, не бросай трубку. У меня для тебя правда важные новости. И писать их я не буду. Не хочешь слушать – не слушай, но это тебе важнее знать, чем мне, это про твоего геолога.

– И чем же он тебе так в душу запал, что ты всё никак не можешь от него отвязаться-то, от бедного?

– Да он-то мне, – Димка сплюнул. – О тебе, глупой, забочусь, чтобы не сидела и не страдала, когда он мимо полетит и из самолёта тебе сверху ручкой помашет.

– Говори уже и проваливай.

Лучше было бы, конечно, сбросить вызов именно сейчас, и не слушать больше, и обломить Димку с его вечной любовью совать нос везде, куда не просили. Но у Ирки просто не хватило выдержки и силы воли.

– Не знаю, в курсе ли ты вообще, но герой твоего романа женат. Уже давно, лет так десять. И жену тупо бросил с маленькими детьми, и уехал от них в Питер, и там живёт припеваючи, а им, по ходу, шлёт только какие-то небольшие алименты, но это не точно, может и не шлёт. И когда ему надо было в прошлое воскресенье свалить от тебя, ты вот думаешь, куда он ездил? По работе куда-то? А вот хрен тебе, Ирка, ни разу не по работе. А по этому самому делу. Навестить, так сказать, семью. И детей. Их, я слышал, двое, мальчик и девочка, близняшки. Лет восемь или десять уже. И почему же, интересно, он эту жену и этих детей не взял с собой в Питер? И не отдал там в крутую школу? Чтобы потом пристроить в крутой вуз и вот это всё? А потому, бесценная моя Ирка, что в Питере у него очень крутая девочка, отец которой очень сильно помогает ему в работе его зашибенческого фонда. Финансирует исследования и что там ещё бывает. А девочка тоже замуж хочет, и не за нищего журналиста, а за сытого и богатого геолога, понимаешь, да? Тогда как помянутый геолог готов с ней встречаться и выходить в свет, но не готов предложить руку и сердце – очень мне этот сценарий что-то напоминает. Тебе, кстати, не напоминает ничего? И всё это вскрылось ровно в тот момент, когда и девочка, и её папа очень заинтересовались, отчего это господин геолог, прекрасный во всех отношениях, не зовёт девочку замуж, хотя ничего, вроде бы, этому не препятствует. Как тебе это все, скажи-ка?

Противно. Так противно, что если бы можно было убивать по сотовой связи – убила бы тебя. Гада.

– И откуда ты раздобыл эту чудную мелодраму, скажи на милость, золотой мой? – поинтересовалась Ирка, из последних сил сохраняя хладнокровие.

– Где раздобыл, там уже нет, – пробурчал Шеметов.

– То-то и оно, специально для тебя лежала, ждала, пока мимо пойдёшь, не иначе, – скривилась Ирка.

– А может и так, – он не сдавался.

– Ты спроси, ему что, паспорт показали? – на пределе слышимости делала большие глаза Оля.

– И тебе прямо паспорт показали, со всеми штампами, и свидетельства о рождении детей, куда вписаны оба родителя? – Ирка была очень благодарна Оле за эту подсказку.

Димка хрюкнул.

– Всё-то тебе скажи, ага.

– Так-то ты не анекдот про мышку рассказываешь, ты говоришь о нефигово серьёзных вещах. Вот я тебя и спрашиваю – насколько они серьёзны, на самом-то деле? Или так, одна баба сказала? Тут, понимаешь ли, от тех баб, которые сказали, и так не продохнуть, тебя только не хватало в этой замечательной компании, – Ирка говорила зло и безжалостно. – Вот, скажем, взялся бы ты это публиковать под своим именем, или нет?

– А будто ты не знаешь, что я, как ты говоришь, мелодрамы под своим именем не публикую, – огрызнулся Димка.

– Вот и успокойся немного, ок? А то тебя, я смотрю, прямо понесло, да по кочкам, что такие развесистые сказки рассказываешь. И не сомневаешься ни минуты в том, что говоришь, а вдруг тебе всю эту чушь слила какая-нибудь обиженная на кого-нибудь девочка, хоть бы и на тебя самого, чисто, чтобы посмотреть, как ты пойдёшь с этой инфой на транспаранте, и поржать, что ты повёлся. Не думал о таком?

– А чего ей надо мной ржать-то? – не понял Димка. – У неё такие же интересы, как у тебя – замуж хочет.

– Не та ли девочка из