— И что? Я вообще судья, но линию защиты за сегодняшнюю ночь придумала. Хороший юрист всегда тренирует мозги, потому что не знает, с чем именно ему предстоит столкнуться. Так что считайте это задачкой для умственного развития, мой друг. Тем более что в наступившем новом году я намерена довести вас, Дмитрий, до квалификационного экзамена. Хватит ходить в подмастерьях. Вы вполне готовы сами надеть судейскую мантию. Только ленитесь.

— Ой, Елена Сергеевна, вот умеете вы в первый рабочий день нового года настроение испортить, — грустно сказал мой помощник. — А про Манзанию, кстати, я сразу прочитал, как только узнал, что вы туда полетели. Надо же знать, с чем может столкнуться моя начальница. Факты, надо сказать, впечатляющие, но малоприятные. Вы правы, ни за какие коврижки я бы туда в отпуск не полетел, даже если бы мне еще и приплатили. Одно хорошо, стать Кауккой-Ваккой вам не угрожает.

— Почему? — тупо спросила я, хотя понятия не имела, что такое Каукка-Вакка.

Получается, в этом вопросе Дима был гораздо подкованнее меня, так что зря я только что щелкала его по носу и самолюбию. Бумеранг всегда возвращается, уж мне-то это было известно лучше, чем кому бы то ни было.

— Потому что вы брюнетка. И сестра ваша тоже. По крайней мере, когда я видел ее в последний раз, волосы у нее, к счастью, были не белыми.

— Натка — шатенка, — сказала я, хотя по-прежнему понятия не имела, какое отношение к происходящему с ней имеет цвет волос.

— Да какая разница. Не блондинка, и хорошо. Зная ее любовь к изменениям внешности, ни в чем нельзя быть уверенным. А быть блондином в Манзании в начале января — опасно.

— Дима, что вы имеете в виду? — спросила я, чувствуя, что тревога внутри начинает разрастаться.

— Елена Сергеевна, ну вы что, не читали? — укоризненно спросил мой помощник. — Несмотря на то что основной религией в Манзании является христианство, в стране соблюдаются языческие традиции и обряды. И один из них приходится как раз на первые одиннадцать дней января, когда по нечетным числам в жертву богам ради плодородия земли и урожайного года приносятся белые живые существа. Это разные животные, но в последний день ритуала, который приходится на одиннадцатое января, выбирают Каукку-Вакку — верховную жертву. И это обязательно белый человек со светлыми волосами. Теперь понимаете, почему я хотя бы в этом спокоен за вас с Натальей Сергеевной?

Да, теперь я понимала, однако, несмотря на это, тревога внутри меня продолжала шириться и расти. Каукка-Вакка — белый человек со светлыми волосами. Это сочетание щекотало внутри головы, и внезапно я поняла почему.

На фотографиях, которые пыталась показать мне в суде Вера Молева, были запечатлены два симпатичных и явно шкодных светло-волосых мальчишки. Белые мальчики со светлыми волосами идеально подходили в качестве жертвы для страшного ритуала, о котором мне только что рассказал Дима. От ужаса у меня на голове зашевелились волосы, но я заставила себя сделать глубокий вдох и взять себя в руки.

Быстро отделавшись от помощника и попрощавшись, я отключилась и отправилась на поиски Сэма. Мой добрый помощник уже ждал меня в своей машине, готовый отправиться по запланированным делам. Мною запланированным, между прочим.

— Елена, что еще случилось? Почему на вас лица нет? — участливо спросил он. — Плохие новости из дома?

— Нет, дома все в порядке, — сказала я. — Но меня сейчас испугал мой помощник в суде. Он очень разносторонний молодой человек с пытливым мозгом, а потому, узнав, что я полетела в Манзанию, кинулся читать про эту страну.

— Похвальное рвение. Если бы так поступали все, то проблем, подобных тем, что возникли у вашей сестры, было бы гораздо меньше. Садитесь, Елена. Если вы хотите успеть провернуть тот небольшой гешефт, который мы с вами придумали, то нам надо торопиться. В Манзании рабочий день заканчивается рано. Здесь не любят обременять себя делами. Вы вполне можете рассказать мне, что вас так напугало, и по дороге.

Я уселась в автомобиль, к которому уже начала привыкать, и мы тронулись с места. Снова замелькали узкие грязные улицы и обшарпанные бедные дома. Ехали мы явно не в центр.

— Сэм, что такое Каукка-Вакка? — спросила я.

Мой спутник удивленно посмотрел на меня.

— А это-то вам зачем?

Я объяснила, что меня тревожит, и Сэм тут же стал серьезным.

— Господи! Об этом я не подумал.

— Что, все действительно может быть так плохо?

Сэм вздохнул.

— Понимаете, Елена. Особенность Манзании как раз и состоит в том, что в ней может быть все что угодно. И плохое, и хорошее. И никогда заранее не предугадать, как ляжет фишка на этот раз. Каукка-Вакка — белая жертва, человек, которого отдают богам каждый год одиннадцатого января. Разумеется, найти такую жертву в темнокожей стране очень непросто, тем более для языческого ритуала. Обычного взрослого человека или даже ребенка, у которого есть семья, на заклание за здорово живешь не отправишь. Поэтому Каукка-Вакка — это, как правило, неизлечимо больной человек, осужденный преступник, доброволец, желающий таким образом обеспечить свою семью, или… ребенок-сирота.

— Но Петя и Паша — не сироты, — облегченно выдохнула я.

— Пока их родители не осуждены — да. Но по закону Манзании, люди, осужденные за преступление против государства, автоматически лишаются родительских прав, а это означает, что их дети становятся сиротами и направляются в детские лагеря, откуда их можно направлять на нужды государства.

— На какие нужды? — оторопело спросила я.

— Государственные. Испытания нового метода лечения какой-то болезни, обкатывание новой учебной программы, трудовые работы по уборке урожая, иногда на усыновление, ну, или вот в качестве Каукки-Вакки.

— Фашизм какой-то, — в сердцах сказала я. — Концлагерь. И что, никто не возражает?

— Одно из правительств пыталось изменить существующую систему, но не успело. А остальных все устраивает. — Сэм пожал плечами. И в этот момент я, пожалуй, его ненавидела. — Белые дети попадают в детские лагеря крайне редко. Именно вашим мальчикам не повезло. Причем старшему больше, чем младшему.

— Почему?

— Потому что ему четырнадцать лет. Как только исполнится пятнадцать, его заберут из лагеря и отправят в армию. Здесь подростки идут в нее с пятнадцати лет. Для тех, у кого есть родители, срок обязательной службы три года, после чего можно принять решение о своей дальнейшей судьбе. У сирот выбора нет, они остаются в армии до старости. Получение образования и работа по другой специальности им запрещены. И так как белый ребенок-сирота, да еще и со светлыми волосами, — крайняя редкость, раритет, то терять одну потенциальную жертву никак