— Короче, получается, Милана попала по полной, — вздохнул я.

— Так просто Воронцова не сдастся! — заявила на это Маша. — Но вляпалась она крепко, да… — вынуждена была тем не менее тут же признать моя собеседница.

— Прошу прощения, я не помешаю? — серебряным колокольчиком раздалось в этот момент за нашими спинами.

Я обернулся и увидел Диану Цой.

Хабаровчанка была в своей салатовой униформе со значком целительницы на груди. На голове у девушки красовалась пилотка — существовало какое-то правило, что снимать ее в помещении не следовало — в отличие от наших шапок и фуражек. Волосы, ранее свободно спадавшие ниже плеч, азиатка укоротила, превратив в элегантное, немного дерзкое каре.

Карие глаза посмотрели на меня — и я тут же утонул в них, словно в бездонном омуте. О, духи! Возможно ли, что когда-то Цой казалась мне не особо привлекательной?! Да она же просто богиня во плоти!

Неужели все дело в новой прическе?!

— Привет! — радостно поздоровалась с Дианой Маша.

Я тоже заставил себя что-то такое пробубнить — вышло, кажется, нечто невнятное.

— Какими судьбами в Москве? — не без удивления осведомилась между тем у хабаровчанки Муравьева.

— Вот, пригласили на награждение, — пояснила Цой. — Но я бы и так сюда приехала — заняла на курсе шестое место. Я же рассказывала, нет? Такой у нас в институте приз лучшей полудюжине — недельная поездка в Первопрестольную!

— Да, что-то такое было, — не слишком уверенно кивнула Маша. — А мы вот свой Китай профукали в Сибири, — развела она затем руками. — Ты-то как сумела в лидерах удержаться — после всей той катавасии?

— У нас рейтинг не так, как у вас, считается, — пояснила Диана. — Да и запас перед полевым выходом у меня был неплохой… А про Китай — сочувствую, — покачала она головой. — Там интересно.

— Ты так говоришь, будто сама там бывала, — хмыкнула Муравьева.

— Так я и бывала, — поведала Цой. — Туда же не только официальные делегации ездят. Разрешены и частные туры. Другое дело, что их немного совсем, запись желающих чуть ли не на годы вперед ведется. Да и стоит это удовольствие недешево, далеко не каждому по карману. Но у меня двоюродный дядя крутит какие-то дела с купцами, которые как раз такие поездки организуют — нашими и китайскими. Ну и пристроил меня как-то по знакомству. Пекин, Сиань, Шанхай… Впечатлений — море!

— Ох, не трави душу! — вздохнула Маша.

— Прости, — белозубо улыбнулась Диана. — Но ты сама спросила.

Возникла пауза. Муравьева покосилась было на меня: давай, мол, твоя очередь поддержать светскую беседу, но я по-прежнему был не в силах вымолвить ни одного членораздельного звука — тупо стоял и пялился во все глаза на красавицу-хабаровчанку. Оставалось надеяться, что это не выглядело совсем уж по-идиотски.

Хотя наверняка выглядело. Но мне было плевать!

— А где ты остановилась в Москве? — вынуждена была сама дать новый пинок увядшему разговору Маша.

— В «Национале», — ответила Цой. — Шикарные номера, у каждого свой — я в таких хоромах в жизни не жила! А вы где проводите каникулы? — в свою очередь поинтересовалась она.

— Гостим у одной нашей сокурсницы, молодой графини Воронцовой.

— О, известная фамилия, — понимающе кивнула Диана.

— Не без этого, — заметила Муравьева.

Они еще о чем-то заговорили, но я уже будто бы и не слышал слов — только голоса: ровный, спокойный — Машин… И волшебный, чарующий — Цой. Потерявшись в оном, я даже не заметил, как распахнулись высоченные двери и нас громогласно пригласили в зал, где должна была состояться торжественная церемония. Но тут Диана вместе со всеми двинулась туда — и я, как привязанный, засеменил следом.

Само награждение в памяти у меня почти не сохранилось — после мне рассказывали, будто бы пожилой князь Кропоткин лично приколол мне на китель звезду и отечески напутствовал, но хоть убейте, не помню! А сертификат на получение из казны десяти империалов, прилагавшийся к ордену IV степени от государевых щедрот, я и вовсе не сподобился взять — уже на выходе из зала меня перехватил ротмистр Муравьев и, отчитав сквозь зубы, всучил забытый документ.

Как и когда мы расстались с Машей, тоже толком не соображу: после церемонии нас ждал портал в имение, но Цой предложила задержаться в резиденции: далее в программе значился бал. Судя по всему, Муравьева все же решила уйти, а я остался с Дианой.

Бал… Помню, мы с Цой упоенно танцевали — полонез, кадриль, мазурку и, кажется, вальс. Спасибо майору Кутепову и его разносторонней политподготовке, в грязь лицом я тут не ударил. Кажется.

Потом… А потом был какой-то безлюдный полутемный коридор — пока еще там же, в резиденции наместника, но где-то совсем на отшибе — голоса празднующих сюда почти не доносились. Горячие губы Дианы, сладкие как мед. Полетевший на пол и громко стукнувший по паркету новенькой звездой черный китель. Отправившийся следом за ним второй китель, салатовый — жалобно звякнувший медалькой. Трепещущая девичья грудь под моей ладонью. Невесть откуда подвернувшийся подоконник, на который я усадил невысокую Цой — и ее ноги у меня на плечах, одна, кажется, в шелковом чулке, вторая давно без оного…

И нездешнее, неземное блаженство.

** *

В имение Воронцовой я в тот день так и не вернулся, перейдя порталом в гостиничный номер Дианы. И вот там уже понеслось так понеслось — до этого, оказывается, у нас была всего лишь бодренькая, но прелюдия…

в которой чего я только не чувствую

Следующие пару дней с Цой мы не расставались. Вот совсем. Максимум — на несколько минут между нами могла встать матового стекла дверь туалетной комнаты. Но даже дверь ванной — в номере Дианы удобства были разнесены по двум разным помещениям — на подобную дерзость уже не осмеливалась.

Однако это не значит, что мы проводили все время запертые в четырех стенах. Отнюдь! Из номера мы выходили. Три раза.

Дважды неспешно прогулялись по зимней Москве. Мимо Кремля (таковой здесь тоже имелся, правда, белостенный и без рубиновых звезд на башнях, нашлась и Красная площадь, а вот на месте храма Василия Блаженного стоял Царь-колокол). И мимо Большого театра — практически копии своего тезки из мира-донора. Прошлись по гранитным набережным скованных льдом Москвы-реки и Неглинки, заглянули в зоосад, скатились со снежной горы на бульваре.

И однажды отужинали в ресторане — кстати, том самом «Макдоналдсе». Благо деньги у меня водились — спасибо полученному с орденом сертификату. Причитавшиеся мне десять золотых империалов равнялись ста серебряным рублям — в пересчете на визиты в «Мак» (неожиданно оказавшийся заведением русской кухни) этого хватило бы нам с Цой на несколько десятков проведенных в ресторане шикарных вечеров, с вином и музыкой.