— Одевайся, ловелас!

В этот момент мне наконец впервые сделалось неловко.

— А ведь я был счастлив… — пробормотал я, неуклюже ловя на лету черные форменные брюки.

— К духам такое счастье, — хмуро заметила фон Ливен.

— Ну, не скажите, — зачем-то заспорил я.

— В таком случае, холоп тоже счастлив, — ледяным тоном заявила Тереза. — Только не лыбится во весь рот — потому что нет на то приказа хозяина. А у вас, сударь, он был — приказ радоваться и радость свою всячески демонстрировать! А в остальном — никакой разницы, поверьте!

От такого сравнения меня аж передернуло.

— А после, если вовремя не предпринять мер — такая же деградация, — не унималась фон Ливен. — Неизвестно, что еще гуманнее на поверку — приворот или холопская печать!

— Я бы все сняла! — всхлипнула из своего угла Цой, впервые с момента вторжения моих сокурсниц в номер подав голос. Сила, прижимавшая ее к стене, должно быть, отступила, Диана сползла на пол и уткнулась лицом в согнутые колени, обхватив их обеими руками. — Потом, когда устоялась бы привычка — обязательно бы сняла…

Ни Тереза, ни Маша не удостоили ее ответом.

Как-то не нашлось подходящих случаю слов и у меня.

Через несколько минут, уже одетый, пошатываясь, словно пьяный, я навсегда покинул номер Цой. В дверях напоследок оглянулся на так и сидевшую в углу, съежившись, голую заплаканную девицу, подспудно надеясь отыскать в душе хоть каплю сочувствия к ней — и снова не обнаружил там ничего помимо иррационально-лютого омерзения.

Откат, к духам его!

Что ж, каков накат — таков и откат…

в которой мне оказывают немалое доверие

— Ну, как тут у вас… без меня? — спросил я — сам не знаю у кого, у Светки или у Миланы.

В рабочем кабинете, что во время предыдущего моего появления в усадьбе Воронцовой занимал Стамболи, управляющий, сейчас присутствовали обе девушки. И кроме них — мои недавние спасительницы фон Ливен и Муравьева. А вот самого Вениамина Давидовича здесь не было — и скоро я узнал, почему.

— Не так сладко, как у тебя, плейбой, — саркастически хмыкнула молодая графиня из-за заваленного бумагами широкого письменного стола.

— Давай вот только не будем… — поморщился я — не столько даже от ее слов и язвительного тона, сколько от накатившей внезапно дурноты. Такие приступы у меня теперь случались то и дело, но Тереза заверяла, что скоро они прекратятся.

— Ладно, чухонец, не так плохо, как у тебя, — охотно переформулировала Воронцова. — Вот, видишь, — обвела она жестом кабинет, — Стамболи удалось выпроводить.

— И кто теперь управляющий? — осведомился я, еще борясь с головокружением.

— Никто. Я пошла к Корнилову, выела ему мозг и получила доверенность от Федоровки — на себя, любимую. Теперь я — полномочный представитель собственного опекуна, — усмехнулась Милана. — По сути — сама себе хозяйка.

— А что, так можно было?

— В исключительных случаях, на временной основе — можно, оказывается. После каникул есаул все же грозится кого-то назначить — но там уже или я выправлю ситуацию, или назначать станет некуда. Придет граф Ростопчин — а он дядечка совершеннолетний и в опеке не нуждается…

— То есть это и впрямь Ростопчин? Тот, кто все затеял? — уточнил я.

— Ну да. За забастовкой на добыче пыльцы точно стояли его люди. Я же тут смоталась в Ярославль и на месте все выяснила. Пришлось, правда, выпустить кое-кому кишочки, чтобы развязать языки… Да не бледней ты так, чухонец: я все сделала чисто, без магии, — выразительно повела она изогнутыми бровями. — Как выпотрошила негодяев, так и обратно набила, как новенькие бегают… Если, конечно, свои еще не придушили за болтливость.

Собственно, слова Миланы меня не особо шокировали, и если кровь и отхлынула у меня от лица — то все из-за того же приступа. Который, кстати, уже понемногу отступал.

— Векселя мои, как удалось выяснить, почти все тоже у него, у графа Василия, — продолжила между тем Воронцова. — Никаких тебе подставных лиц, никаких многоходовых схем, как мы тут себе напридумывали, — покосилась она на Каратову. — Все просто до примитивности, но от этого, увы, не менее действенно…

— А как узнали, где векселя? — спросил я.

— Оши постаралась, — ответила за Милану примостившаяся у торца стола Маша — как мне показалось, не без гордости в голосе.

«Да там и стараться особо не пришлось, — подключилась к разговору ее фамильяр. — Защита примитивная — ничего не боятся! Я все дрожала, что на духоловку нарвусь или еще на что подобное — только зря переживала! А векселя сама видела — граф Василий их при мне пересматривал. Почти весь миллион долга — у него!»

— И послезавтра утром он мне этот миллион до последней медной копеечки предъявит, — буркнула Воронцова. — И крыть мне будет совершенно нечем… Ну, то есть как, — сама же себя и поправила она. — Кое-что собрать удалось. Около двухсот тысяч империалов. Но пока это все. Из знакомых купцов кто сам на мели, а кто затихарился — вроде, и меня обидеть не хочет, и супротив Ростопчина идти боится. В деловых кругах это же, как выяснилось, ни духа не секрет — кто именно на меня ополчился. По ходу, один Стамболи ничего не знал. Или делал вид, что не знал… Вот кого бы в подвал да на цепи, — мечтательно проговорила она. — Уверена, много интересного бы услышали… Но Корнилов запретил.

— А ты спросила у него разрешение? — вот тут я удивился.

— Не успела. Есаул с этого начал: Вениамина Давидовича не трогать, иначе никакой доверенности… Да дух с ним, с этим Стамболи, — мотнула тугой косой Милана. — Мне время надо выиграть. Если за два дня я двести тысяч наскребла, за неделю-полторы, глядишь, и миллион бы нашелся. Под чудовищные проценты, конечно, но тут уж бизнес есть бизнес… — развела она руками. — Короче, мана в ноль — нужна отсрочка! И я ее получу!

— Надеешься уговорить Ростопчина повременить с предъявлением векселей? — с сомнением спросил я — в принципе, понимая, что свой расчет молодая графиня наверняка строит на чем-то совершенно ином.

— Не уговорить — вынудить! — не обманула моих ожиданий Воронцова. Вот только ясности ее ответ не так чтобы добавил.

— И каким же образом?

— Старинным, фамильным, — хищно прищурилась Милана. — Вызову графа Василия на дуэль — и убью его к духам!

Ахнул не только я — не менее моего оказалась изумлена словами молодой графини и фон Ливен. А вот Маша — и даже Светка! — сохранили полную невозмутимость. Знали, что услышат? Очевидно, так…

— И что это даст? — первой из нас двоих опомнилась Тереза. — Даже если дело у вас выгорит — на следующий же день с векселями явится наследник графа! — к Воронцовой молодая баронесса, как и ко мне, предпочитала обращаться на «вы». Милана платила ей тем же.