- О дополнительных занятиях по химии? Я в десятом классе чуть не каждый день оставался. Помнишь маленькую комнатку, где хранились реактивы? Мы там запирались. Любовь к крими­налистике — это у меня оттуда. С юности нерав­нодушен к пробиркам, - усмехнулся Герман. - Их там было столько! Звенели, черти, в самый не­подходящий момент, а то и разбивались. По­мнишь, как нам их не хватало на уроках химии? Меня благодари. Если бы кто-нибудь узнал, ее бы с работы выгнали. Тогда все и началось. А потом для меня стало уже привычным - скрывать. Она замужем, я еще никто. Ученик, потом студент. Вера забеременела, когда мне было восемнадцать. Так что второй ее ребенок от меня. Кстати, это единственный мой ребенок, что бы там ни гово­рили в городе. Ей теперь почти двадцать лет, Свет­ланке моей, она замужем, и на днях родила. Маль­чика назвали Германом.

- Но почему же ты на ней не женился?! На Вере.

- Когда? Тогда? Или сейчас? В восемнадцать? В двадцать пять? В тридцать? Когда мне надо было это сделать, по-твоему? А? Дочь записана не на меня. Она Светлана Владимировна, а не Германовна. Вера развелась только через, десять лет. Я еще нетвердо стоял на ногах. Сказал: «Да­вай подождем». Она согласилась. Она всегда со мной соглашалась. Во всем. Я ей, естественно, помогал. Материально. Потом... Потом мне ста­ло как-то неловко. Жениться на разведенной женщине с двумя детьми, которая к тому же стар­ше меня на четыре года. Что бы сказали люди? И я подумал: пройдет! Не может не пройти. Ска­жу, не хвастаясь, у меня было много женщин. Я пытался от нее оторваться. Но проходит время, чувствую: чего-то не хватает. Я привык возвра­щаться к Вере. Смешно! - Герман грустно рас­смеялся.

- А... дочь? Она знает?

- Теперь знает. Мальчишка-то, Сашка! А? Мальчишка.— вылитый я! - с гордостью сказал Герман. - Представляешь? Пятьдесят пять сан­тиметров! Четыре килограмма весит! Великан!

Волосики на голове черные, а ручки махонькие-махонькие... И орет! Голосище - во!

- Ты тогда от Веры ко мне пришел? С бутыл­кой-то?

- От кого же? - Горанин тяжело вздохнул: -Не хорошо получается, У меня котедж двухэтаж­ный, а они в двухкомнатной квартирке втроем. При матери Светланке легче с новорожденным, но муж-то у своих живет. Нехорошо. Что мне де­лать?

- Не знаю, — честно сказал Завьялов. — Делать надо было раньше. А ты и Вере жизнь сломал, и Веронике голову морочишь.

- Сломал? - удивился Герман. - Не-е-ет... Это ты врешь... Она счастлива. Думаешь, она не пы­талась со всем этим покончить? Чуть за гаишни­ка замуж не выскочила. За того начальника, у ко­торого машину... - Герман запнулся. Потом все-таки договорил:

- Какой скандал он устроил у меня в кабине­те! Это, мол, ты! Назло! Из-за бабы! Вера-то про­говорилась. В постели чего не скажешь. Не лю­била его, хотела чтобы я почувствовал себя сво­бодным. Пойми этих женщин, а? Я, мол, замуж выйду, хорошо устроюсь, и ты женись. Тоже с выгодой. А я как подумаю, что она мне измени­ла... - Герман скрипнул зубами. - Что мне оста­валось? Пообещал этому гаишнику провести рас­следование.

- И это на Павла повесишь?

- Сашка, ну что ты заладил? О живых надо думать!

- А он что, уже мертвый?

- Нет: Жив пока. - Герман надолго замолчал. - Значит, Ника догадывается? Может, это и к луч­шему. Пора все расставить по местам.

Александр внимательно посмотрел на него:

- Знаешь, добиваться своей цели - это у нее от матери. Хорошая, милая девушка, но с харак­тером. Она тебя не отпустит.

- Почему? - удивился Горанин.

- Потому что любит.

- Гера, это что?

На пороге кухни появилась Евдокия Германо­вна. Лицо у нее было растерянное. В руках она держала какую-то тряпку. Приглядевшись, Завь­ялов определил: ткань серая, плотная, в мелкий рубчик.

- В столовой разбиралась и нашла. Гера, как же это? Хороший костюм! Почти новый! И глянь, как перепачкан!

Евдокия Германовна развернула пиджак, по­казав испачканные полы и рукава. Завьялов по­бледнел. Это был тот самый костюм. И следы на полах - засохшие бурые пятна. Кровь! Костюм Германа, про который тот сказал: «В Чистке». Зак­ружилась голова. Как же это? Зачем? Он расте­рянно посмотрел на Германа.

- Мама, где?.. - тихо спросил тот. - Где ты это нашла?

- Да в столовой, Герочка! В серванте, где по­суда. Какой же ты, сынок, бесхозяйственный! Грязную вещь сунуть к посуде, из которой люди едят... - покачала головой мать.

- Саша, ты не так все понял, - поспешно ска­зал Герман, увидев, что Завьялов поднимается из-за стола.

- Да так! Так!

- Сашка, стой! - Герман схватил его за рукав.

- Не смей! — Александр резко вырвал руку. Ну зачем все случилось так? Вот ведь внук

родился! Назвали Германом! Счастье у человека! И в этот момент на свет божий извлечена окро­вавленная тряпка!

Евдокия Германовна удивленно на них смот­рела. Не мог он при ней сказать, что ее сын, не­наглядный Герман, свет в окошке - убийца. Са­мое лучшее сейчас - уйти. Убежать. И он кинул­ся к двери. Евдокия Германовна охнула и испу­ганно попятилась.

- Сашенька, погоди, — крикнула она, — я гос­тинцев тебе дам! Куда ж ты? Гера, что ж это?

- Зява, погоди!

- Убирайся к черту! - резко развернулся Завь­ялов. - Ты! Со своими детьми! Со своими про­блемами! Для того, чтобы у меня не было детей, ты все сделал! Ненавижу!

- Да ты сам все сделал! - вырвалось у Горанина.

- За что?! - в отчаянии, будто не слыша его, воскликнул Завьялов.

- Саша! Гера! Да что же это вы затеяли?! Евдокия Германовна в ужасе замерла, глядя

на давно уже выросших детей, которых, как тог­да, когда они еще были маленькими, не могла растащить по углам и отшлепать. Она только испуганно прижимала к себе перепачканный за­сохшей кровью костюм.

- Ненавижу! - отчетливо повторил Завьялов.

- Да и черт с тобой! - разозлился вдруг Гер­ман. - Беги! Ты и так у меня с апреля месяца кам­нем на шее! Беги, звони по всему городу! Я для тебя же!.. А ты...

Александр вылетел на крыльцо, громко хлоп­нув дверью. Под вечер ударил мороз, и ноги на быстро образовавшейся ледяной корке разъезжа­лись. Он поскользнулся, упал, больно ударившись коленом. Выругался, но боль отрезвила. Быстро шел по улице, уговаривая себя: «Успокойся, За­вьялов, успокойся. Костюм - это еще не доказа­тельство. Одного костюма мало. Ты ж бывший опер! Ты должен знать, что бывают совпадения. Но как?! Каким образом окровавленный костюм попал в дом Германа?!»

«Я помочь тебе хотел...» Вспомнил вдруг про рисунок. Герман - сумасшедший! Сам признал­ся, что разбитая машина принадлежит соперни­ку. Ревновал любимую женщину. И чувствовал свою безнаказанность. Он, следователь прокура­туры. Все сходится. И ломик. Тот самый...