Александр шел, не замечая, что давно уже миновал дом, в котором живет, и теперь направ­ляется к Пятачку. Думать на ходу было легче. Если бы остановился, мысли придавили бы, словно тя­желый груз. И, уже не подняться. Так и шел, пока его не окликнули:

- Александр Александрович!

- А? Что?

Опомнился: вечер, начало десятого, он стоит на Пятачке. Вокруг молодежь, шум, суета, пья-^ ная ругань. На освещенной автобусной останов­ке увидел смущенную рыжеволосую девушку. Роза. В новенькой модной курточке из искусст­венного меха, опушка под цвет волос - рыжая. Похорошевшая, румяная. Под руку с молодым че­ловеком. Пригляделся: высокий, крепкий парень, широк в плечах, над губой темные усики. Для со­лидности, что ли?

- Вот. Леша приехал. - Роза кокетливо попра­вила меховой воротник.

- Здравствуйте, - протянул ему парень руку. Пожав ее, Завьялов, поинтересовался:

- Насовсем или как?

- Да вот, приехал уговаривать, чтоб со мной в Москву, - застеснялся тот. - На стройке работаю, платят неплохо. Бригада у нас хорошая подобра­лась. Когда гуртом, не обижают. А Москва сей­час строится.

- Леша, тебе ж в армию весной! - сказала Роза.

- А мы ребеночка родим. С твоим Илюшкой получается двое. И никуда меня не заберут.

- Да ну тебя! Он шутит! - счастливо рассмея­лась молодая женщина. И напомнила: — Вы ведь его искали, Александр Александрович!

- Да теперь это уже не актуально, - отмах­нулся Завьялов.

- Я могу пойти в прокуратуру, - твердо ска­зал Алексей. - Лишь бы Розу не трогали. Хотя мы ничего не слышали. Кроме того разговора по телефону. Но кто звонил, не знаем. Может, по делу? Она обращалась к нему на «вы».

- Как-как?

- Уважительно. Про какую-то вещь говорили. И про рисунки.

- Про мои рисунки. - уточнил Александр.

- А вы картины рисуете? - с уважением по­смотрел на него парень. - Может, они выставку хотели устроить?

- Собрание маниакальных заблуждений, - ус­мехнулся Завьялов.

Теперь сомнений нет, той ночью Маша зво­нила Герману. Она его ждала. Не Павла. Но как соединить это? Выстрел, прогремевший в апреле месяце, уголовника Косого, странные рисунки, разбитую машину, поломанный манекен и таин­ственную смерть Маши? Германа и Машу? Все говорит о том, что любовниками они не были. Просто друзьями? И за это убивают?

- Александр Александрович, вам плохо? - ис­пуганно спросила Роза.

- Нет, ничего. Сейчас пройдет.

- А вы как считаете? Надо мне ехать в Моск­ву? - спросила ойа.

- А я здесь причем?

- Со стороны-то виднее.

- А как же муж? Ребенок? Родители? И го­род?

- Мы никогда сюда больше не вернемся! - ве­село тряхнул головой ее кавалер.

- А вот этого говорить нельзя. Зарекаться нельзя. Чего больше всего не хочешь, то и случается. Нет уж, милые дети, вы сами разбирайтесь. В конце концов, какие ваши годы? Вся жизнь впе­реди!

- Ой, автобус! Леш, автобус!

Когда двери подъехавшего автобуса откры­лись, Роза всплеснула руками:

- Народу-то сколько! И куда ж они все, на ночь глядя?

- Так суббота же! В город, на дискотеку. Мо­жет, и мы махнем? А? - с надеждой взглянул на молодую женщину кавалер.

- Ты что, ты что! Я отпросилась на часок, ска­зала к подруге, а уже три прошло! Мне за Илюш­кой надо, к маме, а потом домой!

- Вот всегда ты так! - обиделся Леша. - То за ребенком, то к маме.

. - Ну и поищи себе другую! А я домой по­еду! — И, вырвав у него руку, Роза побежала к автобусу.

- Роза! Погоди!

Александр с грустью смотрел вслед. Все-таки они уехали вместе. Парень еще не нагулялся, это очевидно, но тянется к взрослой жизни. Играет в любовь, потом будет играть в семью. Что из все­го этого получится, непонятно. Может, хорошо, а может, и плохо. Герман... Похожая история, и по­гляди! За столько лет не остыло! Выдает люби­мую женщину, гражданскую жену, за домработ­ницу! Вот уже двадцать лет Вера тайком к нему бегает! Может, было бы лучше, если бы они тог­да бросили все и уехали в другой город? Но, увы! Никто не знает, как лучше!

Завьялов с удивлением оглянулся. Что он де­лает здесь, на Пятачке, в такое позднее время? Вокруг одна молодежь! Сходятся, расходятся, ко­чуют из одной группки в другую. Ночная жизнь города N вечером в субботу. Люди постарше си­дят по домам с теми же проблемами. К кому-то пришли гости, кто-то сам пошел «на огонек». Ему вдруг стало тоскливо. Ну узнал он правду, и что теперь? К кому с этим? Надо бы с Верой Василь­евной поговорить. Так сказать, поставить точку. Но теперь разговор этот хотелось оттянуть как можно дальше.

Он шел домой. Нехотя, но шел, чтобы погру­зиться в мертвую тишину, символизирующую для него полное и безоговорочное одиночество. И с удивлением обнаружил у подъезда новенькую ино­марку. Пригляделся - «Тойота». На такой машине ездит Аглая Серафимовна, всесильная хозяйка го­рода. Аглая Серафимовна?! Он даже испугался смелости своего предположения. Надменная мэрша караулит его у дома, вечером, в половине деся­того! Чушь! Невозможно! Но что тогда?

Он остановился, закурил, и в это время двер­ца «Тойоты» открылась, и из машины выскочил тот самый охранник, что вчера вечером едва не применил по отношению к нему чрезвычайные меры. Миша. Сюрприз!

- Привет, - буркнул парень.

- Ну, здравствуй, - усмехнулся Завьялов. -Чему обязан?

- Ты это... того... Два часа тя уже жду!

- Извиниться, что ли, хотел?

- Че? Ну, ты дал! Сама зовет. Ты ж мобилы не носишь. На звонки не отвечаешь. Послала: дос­тань, где хошь. Из-под земли. Самого нет. В «Тек­стильщике» с избирателями встречался, теперь совещаются. До ночи будут совещаться. А сама не в духе.

- А Аглая Серафимовна когда-нибудь бывает в духе? - удивился Завьялов.

- Ну ты в машину сядешь, че ли?

- А если я не хочу?

- Слушай, кончай кобениться! Сама зовет! Я тя потом отвезу.

- Если не поеду, ты работу потеряешь? Миша набычился, сжал кулаки. Александр вдруг пожалел парня: собачья у него работа! Сколь­ко бы ни платили, каждый день общаться с Аглаей Серафимовной даже стальных Мишиных нервов не хватит. Та перегрызает сталь без труда. Для Аглаи Серафимовны это своего рода хобби.

Без лишних слов он полез в машину. : Парень вел «Тойоту» молча, старательно объезжая кочки.

- Ты сам-то откуда? — поинтересовался Завь­ялов, глядя на Мишин курносый профиль.

- С Ольховки.

- Понятно.

(Говорок-то характерный! Парень тянет глас­ные, как все ольховские: «тя-а-а...»)