Путешествовать с подземником мне понравилось в разы больше, чем со стражами: незаметно, скромно, без аккомпанирующего обстрела и нервирующей погони. Провели меня подземными коридорами — я прям кротом себя почувствовала и долго потом моргала, вытирая слезы и привыкая к солнцу, когда мы вышли на подозрительно знакомый косогор — где-то тут я часовню обвалила, н-да.

Подземник прекрасно ориентировался в Городе, и фразы «Там усадьба недавно обрушилась, которая отступнику принадлежала» хватило в качестве указателя маршрута. Поплутать пришлось только в самом квартале, где не было больше значимых ориентиров.

Через час моих метаний: «Ой, кажется, сюда» Ашхац, плюнув на гордость, принял мою помощь в виде дружеской опоры на руку — хромал он все сильнее. Я же устала себя ругать за пространственный кретинизм — привыкла, что плющ всегда до дома доведет или дотащит. Внутри дрожью билось нетерпение, хотелось поскорее обнять Тыгдлар, познакомить детвору с сородичем и обрадовать, что их отец жив.

Наконец десятый опрошенный нами горожанин узнал имя моей хозяйки и ткнул пальцем в нужную сторону.

Я толкнула знакомую калитку, торопливо пересекла двор, распахнула дверь нашего домика.

Твою же...

Оперлась на косяк, потому как ноги обмякли, не держа. Сползла вниз, прямо на брошенный у порога порванный на куски плащ. Мой.

Что же это?!

Разгром внутри был тотальным. Даже доски из пола не поленились выковырять.

Меня затрясло. Взгляд слепо скользил по сорванным полкам, расколоченной посуде, разорванной одежде. Рядом топтался, вздыхая и сопя, подземник. Мы явно пришли к разбитому корыту, понять бы еще, кто постарался.

— Их два дня назад забрали.

Голос нашей хозяйки едва шелестел. Я обернулась, вскакивая. Старушка с трудом держалась на ногах, в лице — ни кровинки.

— Я им говорила: какое золото? У них и денег на еду не было — огород мне за ужин копали. Не поверили.

Господи... Мне захотелось завыть от отчаяния... Ведь как чувствовала, что ворованное до добра не доведет... Эх, бабуля, бабуля... Как же так?!

— Перерыли все, — продолжала делиться болью хозяйка, — и у меня тоже. Дед вон слег от расстройства. Может, поможешь? — Она с надеждой посмотрела на меня.

— Куда их забрали? — спросила я.

— Так известно куда, — пожевала губу старуха, глянула выжидательно, надеясь, что я все же соглашусь, но мне было не до того, — Тыгдлар в тюрьму, детей в работный дом.

И она тяжело вздохнула, качая головой:

— Таких маленьких...

Синие. Я стиснула кулаки. Достали, честное слово. Везде они. Чем им помешала бедная женщина с одним золотым или, скорее, серебряным? Тем, что из бывших? Тем, что могла поддерживать армию мертвецов? Не спорю, народ после битвы нервный, но какая из Тыгдлар заговорщица? У нее же двое детей на руках! Неужели она стала бы рисковать ими ради идеи возвращения Города бывшим хозяевам, тем более что сами хозяева большей частью уже мертвы.

Дурдом.

Кто-то хочет найти виновных в том, что прос... прозевали серьезное нападение на Город. Надо же кого-то обвинить, себя-то не хочется. Вот и нашли. Лидер повстанческого движения. Серый кардинал отступников. Хранитель казны бывших — аж десять золотых, ха!

Тряхнула головой, прогоняя бред.

Ашхац сочувственно вздыхал рядом, а мне жутко хотелось кого-нибудь прибить.

Хозяйка потопталась и, придавленная, ушла к себе.

— Вы сможете забрать детей из работного дома? — повернулась я к подземнику.

Тот кивнул:

— Не волнуйтесь, Тать, я все сделаю. Бывал там уже. — Ашхац едва заметно поморщился. Думается, работные дома ни в одном мире не являются приятным местом. Что касается изъятия... Добраться до детей тому, кто повелевает камнем, не слишком большая проблема. Проблема их оттуда увести.

— Скажете, что вы от меня. — Я подобрала кусочек бумаги и торопливо принялась рисовать морду кота. Надеюсь, они ее вспомнят. Должны. Мы много раз ее рисовали.

— Тать, вам нельзя идти в тюрьму одной, — решительно заявил подземник.

Я посмотрела удивленно. Как раз мне одной и можно. Нечего множить ряды «заговорщиков». Две женщины выглядят гораздо менее подозрительно. С подземником это уже международный уровень, если считать жителей подземного города отдельным государством.

— Вы вытаскиваете детей и забираете с собой. Потом, если получится, дайте мне знать, что с ними все в порядке. — Я говорила твердо, прекрасно понимая, какой поддержки лишаюсь. — Я пойду в тюрьму и попробую что-нибудь разузнать.

Буду хлопать глазками и канючить: «Дяденька...» Должны же у них быть нормальные мужики, отзывчивые на женские просьбы.

Ашхац неодобрительно поморщился. Я видела, что он готов настоять на своем участии и организовать побег бабули. Вообразила, как мы проходим сквозь каменные стены, как вваливаемся в кабинет начальства, потому как плана тюрьмы у нас нет... Уверена, у охраны найдется чем нас «удивить». А как мы будем выбираться из Города, когда у местных бдительность еще не ослабла после драки с отступниками... Не представляю.

— Отведете детей и вернетесь. Я к тому времени добуду какую-нибудь информацию. Там и решим, что делать.

Уф, кажется, мы достигли компромисса. Вот и ладненько. Разделяться, конечно, плохая идея, как и пытаться сделать все последовательно. Тут у нас задача с волком, капустой и козой. Детей в тюрьму не потащишь, а после побега бабули у нас не будет времени их вытаскивать.

— Тать, как ваше родовое имя? — спросил внезапно подземник.

Хм, имя рода...

— Тать-Ана Корбаль.

Подземник не стал спрашивать о том, где мой род и почему я одна, без мужской поддержки. Прошел в крохотный садик за дом, остановился около валуна, непонятно почему не убранного из-под забора. Видать, чтобы подпирал покосившуюся ограду.

Положил ладонь на камень. Что-то прошептал, и на камне засветился отпечаток ладони.

— Положите руку сюда, — сдвинулся он.

Я повиновалась. Кожу чуть зажгло, свечение погасло, и камень дрогнул, отползая в сторону.

Ашхац сходил за лопатой, углубил ямку.

— Оставьте рюкзак здесь и кошелек