Отрывистый низкий лай волкодава наводил страх. Из-за рыка Энди прекращали брехать другие собаки по всей округе.

Стихией кавказской овчарки является галоп. Но нашей улице, в тбилисской Нахаловке, ей было не разогнаться, поэтому Энди бегала неуклюже, вразвалку. При этом огромные лапы она ставила как человек, страдающий от плоскостопия. Гиго снисходительно взирал на такой дефект.

У Гиго даже появились признаки чванства. Ему нравилось, как заискивающе посматривают люди на его кавказца, рост которого достигал 60 сантиметров в холке. От Энди пахло дорогим мылом. Я сострил по этому поводу – Гиго не спасает, а изводит породу, и, посмотрев на горизонт, который у нас очерчен горами, картинно добавил: «Интересно, как там родичи Энди обходятся без французских шампуней?»

Как-то в присутствии Гиго я рассказал, как американцы для войны во Вьетнаме подбирали служебных собак. Ими было проведено исследование. Выяснилось, что наиболее близкой к идеалу из огромного числа пород является немецкая овчарка. Получилось, будто я позволил себе бестактность – сделал сравнение не в пользу кавказского волкодава вообще и Энди в частности. Обычно, почувствовав себя уязвлённым, Гиго начинал хамить, а тут он просто покраснел и сказал мне мягко, что я, как всегда, выпендриваюсь, хочу казаться умником.

Однажды по какой-то надобности я зашёл во двор Гиго. Наверное, поступил неосмотрительно, когда, нажав на кнопку звонка, не дождался появления хозяев. Звонок у них не работал уже год, а я об этом не знал. На меня набросилась Энди. Я прижался к стене, как будто изображал из себя барельеф. Овчарка делала устрашающие выпады, готовая вот-вот обрушиться на меня, но потом отступала, чтобы повторить своё па. Я чувствовал её жаркое дыхание. На меня нахлынуло чувство, похожее на то, что я испытал в детстве, когда в салон нашего авто заглянул волкодав. Рык оглушал, оскал пугал звериной яростью. Я собрался с силами, чтобы не впасть в панику, думал, что в крайнем случае постараюсь схватить псину за язык, что делает агрессивное животное беззащитным. Об этом варианте защиты мне рассказывал отец. Так поступил его дед, бывший махновец, когда на него напал волк. Я подивился сноровке своего предка – поймать волкодава за его алый язык представлялось совершенно невозможным.

Ленивый окрик сына Гиго прекратил мои испытания на прочность. Энди отвернулась и пошла восвояси, в конуру. Зайдя в дом соседа, я застал там всё семейство. Гиго даже не спросил, как я себя чувствовал после довольно долгого общения с Энди.

Я стал замечать, что в городе появилось много кавказских овчарок. Они отличались разной степенью ухоженности и дрессировки, но во всех случаях от хозяев веяло гордостью за своего огромного и грозного питомца. Однако также приметным стало и то, как в обратной пропорции Гиго терял интерес к Энди.

Как-то к нам на улицу заглянул один парень со своим кавказцем, самцом. Энди и гость приветливо помахивали хвостами, обнюхивали друг друга. Самец был помладше собаки Гиго, но ростом и массой уже превосходил её. Умом тоже. Он, например, подавал лапу, садился по приказу своего хозяина. Энди всё это было неведомо. После того, как ей приказали принести брошенный мячик, она долго не возвращалась – пыталась перекусить неподатливый маленький резиновый шарик. Выпустив из него воздух, собака решила, что именно это от неё требовали. Гиго был недоволен, и не тем, что в клочья был изодран чужой мяч, а тем, что его питомец показал себя не с лучшей стороны. Совсем он раздосадовался после того, когда его жена сделала ему справедливое замечание, что животное надо учить, а затем уже требовать от него хорошие манеры. Упрёк был произнесён в присутствии большого количества людей, в том числе хозяина дрессированного самца. Гиго распорядился, чтобы сын завёл Энди во двор. Овчарка не могла понять, почему с ней поступают строго, и некоторое время упиралась.

Когда гость ушёл, уведя на поводке своего пса, один из соседей решил исправить положение. Он показал пальцем в сторону удаляющейся пары и едко заметил, что некоторые люди совсем очумели из-за своих любимцев.

– Этот детина обычно, когда овчарку выгуливает, при себе детскую лопаточку держит в целлофановом пакетике. Нагадит его псина, а он за ней убирает, какашки закапывает, – разглагольствовал он.

Но Гиго только ещё пуще насупился. Ему неловко и не вовремя напомнили о том, почему он сам так не поступает. Своими большими кучами Энди пометила всю близлежащую территорию. От этого у Гиго было много неприятностей. Один из соседей, известный своим склочным нравом, даже пожаловался на него в районную администрацию.

По весне Гиго совсем охладел к своей псине. У Энди началась течка. Кобельки-дворняжки стаями увивались за огромной сучкой. Соседи Гиго, кто с отвращением, кто с ехидцей наблюдали невероятные трудности, коих стоили совокупления для огромной сучки, окружённой малорослыми безродными кавалерами. Отбою от них не было, и каждый норовил оседлать овчарку, а она не проявляла разборчивости. Уж очень одиозно всё это выглядело, чтобы не привлечь к себе внимание. Нашёлся остряк, который попытался изображать пластические этюды в исполнении Энди. Гиго в это время играл в домино с мужчинами. Ему хватило ума не принимать эти кривляния всерьёз, но общий смех он не разделил.

Скоро для волкодава наступили тяжёлые деньки. Политическая оппозиция загромоздила главный проспект города бутафорскими клетками. Она призвала своих сторонников в знак протеста против произвола властей поселиться в них и объявить себя добровольными арестантами. Погода стояла хорошая. Узники прохлаждались в клетках, играли в карты, нарды, шахматы. Пищу им приносили студенты-активисты. Гиго быстро влился в их ряды и сутками пропадал в городе. Овчарку перестали толком кормить. Жена Гиго, и так не жаловавшая кинологические увлечения мужа, не особенно заботилась о собаке. Сыновья сначала забавлялись прогулками с Энди, но довольно скоро остыли к ним. О купаниях пса никто даже не заикался. Однажды Гиго в компании, с которой разделял пространство в бутафорной клетке, проиграл в нарды. Крупно и по-настоящему. Домой он пришёл злым. Энди, увидев хозяина, от радости напрыгнула на него, положила свои лапы ему на плечи и лизнула его в небритую физиономию. Она чуть не сбила хозяина с ног, из-за чего ей досталось. Гиго подхватил первое же попавшееся полено… Её вой напоминал крик ужаса харизматических героинь опер Вагнера.

Овчарка забеременела. На некоторое время она смолкла, забилась в конуру, которая находилась в дальнем углу двора. То, что она сотворила, стало предметом обсуждения на улице. На неё стали смотреть с суеверным ужасом. Она необычно и подозрительно долго находилась в конуре и не издавала ни звука. Некоторое время из того места было слышно, как скулили новорожденные щенки, но потом и они стихли. Заинтригованный Гиго сунулся в дальний угол двора – прояснить ситуацию. Оттуда он выскочил как ошпаренный. Заскочил в туалет – его тошнило. Домочадцы высыпали во двор, озадаченные его поведением.

– Не заходите туда, – нервно бросил своей жене Гиго.

Он взял лопату и мешок.

Слышно было, как он материл овчарку, выгонял её из конуры. Вскоре Гиго, ни на кого не глядя, пробежал с перекошенной от отвращения физиономией и с мешком в правой руке. В мешке были обглоданные останки потомства овчарки. Вот появилась она сама – облезлая, ленивая, исхудалая, безразличная.