– Не откажусь. Всё в Его руках. Если мне суждено умереть именно так, я приму мученический венец с радостью: такая смерть откроет передо мной Райские Врата.

Секунду мне казалось, что капитан накинется на меня. Но нет. Из него как будто вынули стержень; оступившись, он отошёл от меня и устало плюхнулся на табурет.

– Тогда объясни мне, почему подонки живут и здравствуют, а невинные гибнут. И где в это время находится Бог.

– Он рядом. Он внутри нас. Голос совести в нашей душе – это Его голос. А ещё Он очень любит нас. И каждому даёт последний шанс искупить свои грехи. Если помните, смертных грехов семь. А «не убий» – это заповедь, которую мы не должны нарушать. Но нарушаем под влиянием грехов: гордости, гнева, зависти… И каждый человек совершает грехи, ежечасно, ежеминутно, каждый миг. Если не поступками, так словами, не словами, так мыслями или желаниями.

И если Он сразу будет карать нас за наши грехи, то на земле не останется ни одного человека. Это ответ, почему живут и здравствуют подонки. Только не забывайте, что земная жизнь так или иначе оборвётся. Мы не верим в это, пока нам не исполняется лет 65, но так оно и есть. И каждый в итоге предстанет перед самым справедливым судом, и каждый ответит за свои деяния.

Теперь я отвечу, почему гибнут невинные. Да потому, что обрести Царство Небесное можно двумя путями. Первый путь – это служение Господу своей жизнью, своими поступками, мыслями и чувствами. Это очень сложный путь, которым невозможно пройти без помощи, что человек обретает в церкви. Вы не задумывались о том, что остановили немцев в 41-м только тогда, когда открыли церкви и разрешили священникам служить, а людям беспрепятственно молиться, исповедоваться и причащаться?

Но есть и второй путь. Искупительные скорби. Всё, что происходит на нашей земле, все людские жертвы – это искупительные скорби. Конец многих был ужасен, миллионы пали в бою или были казнены немцами. Но души их обрели Царство Небесное. Одни отдали жизни за други своя, другие приняли венец мученичества.

Только стоит помнить, что если бы не взрывали храмы, не убивали священников и прихожан, если бы люди не отказались от Бога – ничего бы этого не было.

– То есть всё, что происходило последние три года, – это Божья воля?

– Да. Только вот эту волю определил выбор людей. Верить и служить Богу – это выбор каждого. Кто не отвернулся от Него в 1918-м, тот пострадал, обретая венец мученичества. Остальные отвернулись.

Но ведь если бы весь народ от Господа не отрёкся, тогда бы и не пришла власть, закрывшая церкви, не было бы и новомученников, не было бы и искупительных скорбей.

– Тогда почему белые проиграли в гражданской? Почему Господь не даровал им победу ведь все они были такими верующими и праведными? Почему тогда вообще случилась революция, после которой пришла власть, закрывшая церкви?

– Значит, они не были ни верующими, ни праведными. Точнее, большинство из них. И, к сожалению, выбор людей, не только белых, а вообще ВСЕХ, выбор, служить Богу или отказаться от него, был сделан ещё при царской власти.

– Это как? Вроде и церкви твои были открыты, и священники служили, и люди бегали поклоны бить.

– Господа распяли на Кресте за людские грехи. Но люди продолжают грешить, тем самым снова и снова повторяя казнь Христа. Мы совершаем их каждое мгновение. Но бороться с ними, смирять свои чувства и плоть, совершать благие поступки или принять их как часть своей жизни – это и есть Выбор. Кто выбирает Господа, тот борется с грехом, кто отказывается от Него, тот в грехе погибает. Большинство пошло вторым путём задолго до революций. Они блудили, убивали друг друга на дуэлях, совершали самоубийства, безмерно гордились… разве это путь православного христианина?

Вот вы спросили про храмы. Так вот, в церкви человек обретает силы сопротивляться искушениям, очищается от греха исповедью и причастием. Но если он приходит в храм, уже отказавшись от борьбы за свою душу, то что он сможет обрести в Доме Божьем?

На минуту в землянке повисло тягостное молчание. Капитан слушал меня, опустив взгляд; теперь он выпрямился, проводя руками по лицу, словно что-то стирая. В его глазах я вижу лишь тоску и усталость.

– А ложь это тоже грех?

– Грех.

– Ну, вот видишь, ты мне проповедуешь, а сам тут же грешишь.

– Я не говорил, что я праведник, наоборот, признавал, что грешен. Тем более, моя ложь была ложью во спасение.

– То есть ты всё-таки лжёшь. И что же, теперь расскажешь правду?

– Мы ведь не дошли до конца журнала.

– Я его дочитал. После того, как ты восстановился, вы вновь начали наносить удары по дороге. Была пара эшелонов с личным составом, эшелон с тяжёлой техникой, «тиграми», верно?

– Так точно.

– Несколько эшелонов с боеприпасами. С сентября 42-го ты старался избегать больших схваток, предпочитая зимой перемещаться на лыжах, а летом на лошадях. Немцы не могли вас поймать, отыгрывались на жителях, но больше ты не вёл своих людей в пекло. Почему?

– Каждый наш удар порождал ещё большую активность врага. Выиграть в этом противостоянии мы не могли, я уже говорил об этом. Гораздо важнее и существеннее были удары по дороге.

– В принципе, правильно… К вам отправили связистов из других отрядов, и вы приняли участие в операциях «Концерт» и «Рельсовая война». Весной 44-го нанесли несколько ударов из засад по автоколоннам, потеряли людей.

Затем началась операция «Багратион». Через подконтрольную вашему отряду территорию отступала бригада СС «Дирлевангер», которую вы начали активно преследовать, нанося мелкие, но болезненные удары. И вот, оказавшись на территории Польши, ты вдруг оставил отряд на Глуханкина, а сам, в одиночку, попробовал связаться с польскими партизанами. При этом передал журнал учёта ведения боевых действий заместителю, предупредив, что если не вернешься, отряд должен выйти на соединение с частями Красной армии.

Ну что, «исповедуешься» мне?

– Исповедуются Господу в храме. Я лишь могу пролить свет на неизвестную вам часть моей истории.

– Вот как? То есть вы сознаётесь, что солгали, выдавая себя за сержанта госбезопасности?

Тон капитана стал официальным, лицо разгладилось, даже на «вы» обращается: расколол. Ну, погоди, сейчас я явлю тебе ядрышко…

– Вы сами это прекрасно знали и сегодня об этом говорили. Итак, начну по порядку: я, Никита Александрович Мещеряков, 1918 года рождения, сын офицера белой армии и графини Калязиной. Имя в моих документах указано подлинное.

С 1921 года вместе с матерью проживаю в городе Марселе, во Франции. В 1938 по протекции знакомых моей семье офицеров поступил в артиллерийскую школу в Пуатье, где учился до июня 1940 года. Был досрочно произведён в лейтенанты и отправился на фронт.

Принял участие в боях с немцами. На моём артиллерийском счету один лёгкий и один средний немецкий «панцер», а также три единицы лёгкой бронетехники, плюс четыре повреждённых бронетранспортёра и несколько уничтоженных грузовиков. Кроме того, один лёгкий и один средний танк на счету моей батареи. Потери живой силы противника назвать не могу, но никак не меньше взвода мотопехоты СС.