сумасшедшего» (то есть менады), однако Рай – должно быть, не без иронии – придерживается другой версии: по его мнению, убийцей была сама Вина[472].

Временами Рушди непринужденно демонстрирует хорошую осведомленность о классической и постклассической истории мифа – от Вергилия до Рильке (выдержка из «Сонетов к Орфею» которого стала эпиграфом романа). Тем не менее один критик заявил, что «наблюдательный читатель неизбежно задумается, можно ли считать знаменитое “переложение” мифа об Орфее Рушди чем-то большим, нежели надуманным, произвольным и неправдоподобным набором сомнительных неполных аналогий»[473]. Неполные аналогии, несомненно, присутствуют в романе в изобилии, зачастую принимая форму парадоксов и перевертышей. Например, после того как кома Ормуса, казалось, вошла в терминальную стадию, он объяснил, что к жизни его вернул голос Эвридики[474]. Однако, вместо того чтобы называть такие аналогии натянутыми или неправдоподобными, не лучше ли попросту смаковать их в том виде, в каком они даны, – подобно тому как Рай и Вина занимают себя словесными играми и, точно пара чрезвычайно смышленых детей, придумывают анекдотических персонажей: Эндоморфея, Эктоморфея, Уолдорфея-Асторфея[475] (бога отелей)[476] и Ганса Касторфея[477] (волшебного скалолаза)[478].

Рушди мастерски владеет многими инструментами, и превосходный юмор – один из них. Однако в ткань повествования то и дело вплетаются нити более серьезных материй. В этом смысле не последнюю роль играет предложение, с которого начинается роман: в нем сообщается, что сейсмический конец своей жизни Вина встретила 14 февраля 1989 года – в тот самый день, когда была издана фатва, призывавшая к убийству Рушди. Таким образом, дата начала скитальческого путешествия автора «под землю» совпала с аналогичным путешествием Вины Апсары. Отношения между жизнью писателя и его вымышленными созданиями не бывают прямолинейными, однако нельзя считать случайным тот факт, что величайший из авторов, описавших сошествие в загробный мир, – Данте Алигьери с его «Адом» – провел последние два десятилетия своей жизни как политический эмигрант, которому запрещалось возвращаться во Флоренцию под страхом смерти. Опыт пребывания в своей версии преисподней – один из способов вообразить, каково это.

Орфей и Эвридика, судя по всему, не теряют актуальности и в наше время. Комикс-фэнтези «Песочный человек» Нила Геймана (первая публикация – в 1989 году) и драма «Эвридика и Орфей» Саймона Армитиджа в эфире BBC Radio (2015) – весьма изобретательные находки английских авторов. В XXI веке имя Орфея использовалось весьма разнообразно: оно дало названия музыковедческому центру в Бельгии и пивоварне в Атланте (в штате Джорджия); стало одной из тем бродвейского мюзикла, посвященного проблемам изменения климата; превратилось в заглавие альбома австралийской группы, играющей в жанре готик-рока. Все это совершенно типично не только для несокрушимой силы непосредственно этого мифа, но и для неисчерпаемого потенциала всех классических мифов, рассмотренных в данной книге, а также многих других греко-римских историй, исследование которых не уместилось на этих страницах.

Глава 9. Заключение

История, которую я поведал, содержит несколько подсюжетов. Описывая, как мифы рассказывались в классической Античности, я стремился подчеркнуть, насколько укоренены были эти сказания в жизни народа, а также их удивительную способность исследовать важнейшие социальные и личностные вопросы. К темам, на которых я остановился, относятся семья, чужаки или чудовищные существа («другие»), происхождение, политика, проблема выбора и отношения между человеком и богами. Семья – и ее раскол, в частности – занимает центральное место в мифах о Медее и Эдипе, а также об Орфее и Эвридике, о Дедале и Икаре. Понятие «инакости» лежит в основе сказаний об амазонках и регулярно появляется в описании монстров, побежденных Гераклом. Происхождение мира и человечества исследуется в историях о Прометее. Политические темы, возможно, менее представлены в выборке мифов, сделанной для этой книги, чем в некоторых других (классический пример – миф об Антигоне), но успешное взаимодействие Эдипа с Креонтом (в пьесе «Царь Эдип») и Тесеем (в пьесе «Эдип в Колоне») связано с идеей жизни в древнегреческом городе-государстве. Суд Париса – типичное исследование вопросов выбора. Что же до отношений между людьми и богами, то среди рассмотренных нами мифов нет ни одного, который не внес бы значимый интеллектуальный и нравственный вклад в анализ этой темы.

Как минимум половина каждой из предыдущих глав посвящена постклассическому восприятию мифов. Избранные примеры – неизбежно лишь несколько из множества – призваны показать разнообразие прочтений. «Классическая традиция», конечно, не избежала критики и порою осуждалась за свою элитарность и страусоподобную культурологическую позицию. В противовес таким упрекам мне хотелось продемонстрировать, насколько живыми, непокорными и непредсказуемыми бывают интерпретации; иногда они полны бурного веселья, а иногда таят ощущение угрозы. Все это часть моего рассказа.

Утверждение, что греческие и римские мифы «формируют наше мышление», отнюдь не рекламное преувеличение: по крайней мере, именно это должно было проясниться в процессе чтения книги. «Мы», подразумеваемое во фразе «наше мышление», – слово ключевое. «Мы» никогда еще не были столь многочисленными и разными. Отдельные люди, «воспринимающие» греко-римскую мифологию, более не принадлежат к однородной эксклюзивной касте, члены которой обладают знаниями, полученными благодаря высококлассному обучению на древних языках. Стоит только вспомнить обширнейшую, мирового масштаба публику кинозрителей, которые наслаждаются кинематографическими интерпретациями мифов, упомянутых в предыдущих главах, и сравнить их с узкой группой людей, имевших возможность изучать греческий и/или латинский язык в школе и университете. Тот факт, что рамки, внутри которых происходит переосмысление древних мифов, непрестанно расширяются, может только радовать. И все же было бы недальновидно сосредоточиваться исключительно на таких разнородных интерпретациях, оттесняя на второй план изучение этих историй в их древнем контексте с их древними значениями. Следует уделить внимание Софоклу наравне с Беркоффом, Вергилию – наравне с Рушди, настенной живописи в Помпеях – наравне с коллажами Паолоцци, метопам в Олимпии – наравне с литографиями Магуайр.

Любой современный читатель или зритель сочтет одни древние мифические тексты и изображения более привлекательными и вдохновляющими либо, наоборот, обескураживающими, шокирующими и даже неприглядными, чем другие. Идеологии сменяют друг друга, равно как и восприятие (например) темы полов, политических ценностей и отношений человека с окружающей средой. Не всякая история, рассказанная в Античности, несет послание или зиждется на устоях, совпадающих с современным мировоззрением. Однако это неизбежно и не является – не должно являться – проблемой. Человек, читающий лишь те книги, содержание которых идеально соответствует его взглядам, похож на того, кто часами глазеет в зеркало либо, подобно Нарциссу, в спокойную водную гладь, показывающую его обожаемое отражение. Лучшие истории – а греко-римские мифы входят в число лучших из когда-либо рассказанных историй – удивительным образом способны нас встряхнуть: заставить чувствовать, размышлять, задаваться вопросами. Что ни говори, эти истории формировали и продолжают формировать наше мышление.

Благодарности

Чтобы написать книгу, подобную этой, требуется очень многое: целые поколения студентов, которых выучил и у которых учился сам, коллеги и друзья, чьего мнения нещадно допытываешься, библиотеки и их смотрители, терпящие бесконечные набеги и приставания. Выделить лишь несколько имен из этой обширной группы соавторов – значит проявить умышленную предвзятость, однако сделать это необходимо, и я назову этих людей с удовольствием. В первую очередь на ум приходят специалисты издательства Thames & Hudson. Неподражаемый Колин Ридлер запустил книгу в работу; неутомимый Бен Хейс оказывал поддержку на протяжении всего проекта; Сэм Уит и Никос Коцопулос внесли значимый вклад на заключительной стадии благодаря своему профессионализму редактора и иллюстратора. Я признателен сотрудникам библиотек, прежде всего библиотеки Бристольского университета, которому посвятил большую часть своей профессиональной жизни, – на мои настойчивые просьбы там отвечали охотно и быстро. Когда мне приходилось искать информацию где-то еще, Fondation Hardt в Женеве – в лице библиотекаря Сабрины Чиардо – снабжал меня массой материала и тем самым делал счастливым, ведь из-за беспрецедентных мировых событий физические перемещения между научными институтами представляли непреодолимую трудность. Наконец, на более личном уровне я благодарю Мерседес Агирре, которая в наших бесчисленных беседах не только освещала тему греческой мифологии, но и акцентировала мое внимание на невероятной важности рассказывания историй для человечества.

Список библиографических сокращений